Неожиданно мы оказались на просторной поляне, по краям которой росли высокие темные кипарисы. Через нее протекал прозрачный ручей и терялся в зарослях. Парис остановился.
— Вот это место. Я спал здесь, под деревом у ручья. Вот под этим.
Парис дотронулся до ствола старого дуба, который отбрасывал обширную тень.
— Под голову я подложил вот этот камень.
Парис опустился на колени и погладил его.
— Я лежал вот так…
Он лег.
— Тогда на деревьях было больше листьев, но в целом все как сейчас.
Он закрыл глаза и притворился спящим.
— А потом я услышал и увидел их…
Я не слышала ничего, кроме шума ветра в деревьях.
— Кажется, с ними был еще кто-то… Мужчина. Гермес! Как я мог забыть о нем? Именно он сказал, что я должен выступить судьей и разрешить спор между богинями. Он добавил, что ничем не может мне помочь, я должен принять решение самостоятельно. Еще он сказал, что моя красота и справедливость позволяют мне быть судьей. Затем я поднялся, и они повели меня…
Он покрутил головой и воскликнул:
— Вон туда! В ту рощу.
— Пойдем же скорее туда, — сказала я.
В центре рощи находился глубокий пруд, в него с высоких камней падал ручей, который питали воды во время таяния снегов. Летом пруд, наверное, высыхал. От него не оставалось и следа — как от самих богинь. Но сейчас его темная вода выплескивалась даже на берег, который скрывался в тени, в центре пруда отражалось небо. Он был окутан тишиной. Слышался только плеск воды.
— Они приказали мне сесть на этот камень.
Парис проделал это.
— Сами они выстроились передо мной. Мне стало страшно. Во-первых, они были намного выше человеческого роста. У Афродиты рука была длиной с корабельную мачту. У меня не было никаких сомнений по поводу того, что может сделать со мной эта рука. Гермес объяснил, обращаясь ко мне, как к идиоту, что Зевс назначил меня судьей: я должен выбрать прекраснейшую из трех богинь. Она получит какой-то то ли подарок, то ли приз. По-моему, речь шла о золотом яблоке с надписью «Прекраснейшей».
Парис недоуменно покачал головой.
— Может, это все-таки был сон? Неужели богини будут ссориться из-за какого-то яблока с надписью? Каждая может наделать таких сколько угодно. И почему их должно волновать мнение простого пастуха? Ведь они вообще не считаются со смертными, кем бы те ни были, даже с самыми великими. Все это показалось мне полной бессмыслицей. Но я не задавал вопросов из страха. У меня была одна мысль: унести ноги живым.
Парис закашлялся.
— Я сказал Гермесу, мол, разделю яблоко между ними тремя. Тот ответил, что это невозможно, нужно сделать выбор. Сердце мое бешено заколотилось. Я знал, человек может выдвигать условия прежде, чем совершит поступок, но не после. Поэтому я попросил тех богинь, которые проиграют, не обижаться на меня. Ведь я всего лишь смертный, и мне свойственно ошибаться. Гермес заверил меня, что они выполнят мою просьбу.
— Но они обманули!
— Богам нельзя верить. Нам это известно.
— Но ты видел богинь. Расскажи мне, как они выглядят.
— Я мало что разглядел, — признался Парис. — Когда ты видишь перед собой гигантскую львицу, с клыков которой капает пена, готовую к прыжку, разве ты разглядываешь, какого цвета у нее шерсть?
— Они разделись?
— Это предложил Гермес. Первой была Гера. Выглядела она неплохо, но ее предложение не слишком заинтересовало меня. Она пообещала мне власть над миром.
Парис помолчал.
— Второй была Афина. Она потребовала, чтобы Афродита сняла свой волшебный пояс, благодаря которому каждым, кто взглянет на нее, овладевает любовь.
Парис рассмеялся.
— Афродита согласилась при условии, что Афина снимет свой шлем. Она сказала, что Афину он совсем не украшает. И оказалась права. Без шлема Афина стала почти… привлекательной.
— А что она предложила тебе?
— Ее предложение было уж совсем неинтересным. Сказала, что я буду всегда одерживать победы в войнах. Зачем мне это? Я не люблю воевать.
Парис подошел к самому краю пруда и опустил руку в воду.
— А что же Афродита? — спросила я, потеряв терпение.
Он снова присел на колени и улыбнулся.
— О, она знает, чем угодить мужчине!
— Еще бы! — согласилась я.
