— Весна! — вздохнула Лаодика. — Я уже мечтаю о ней. Зима кажется такой долгой!
Что-то принесет им эта весна? Не гиацинты и фиалки, которые они так любят, а корабли с войском Агамемнона.
— Да, это правда, — согласилась я. — Но лучше бы она в этот раз никогда не кончалась!
Все собрались расходиться, а меня Андромаха знаком попросила задержаться. После ухода девушек в комнате стало ощутимо холоднее, несмотря на жаровни.
— Всех нас тревожит будущее, — сказала Андромаха, плотнее закутываясь в плащ.
— Да. — Я только кивнула, боясь говорить.
— Я беспокоюсь за свою семью: они живут далеко отсюда, на юге. Я беспокоюсь за матушку.
Мне так хотелось поговорить с ней как с подругой, без недомолвок. Посмею ли я?
— Андромаха! Я должна тебе признаться… Моя матушка… она покончила с собой.
Она отшатнулась, или мне показалось? На ее лицо набежала туча.
— Елена! Как ты можешь носить в себе такое горе?
Она обняла меня.
— Я не могу. Я не ношу его. Я корчусь под ним.
— Кто тебе принес эту весть?
— Купец. На ярмарке…
— И ты держала это в себе столько времени?
— Парис тоже знает. Она убила себя из-за нас. Поэтому нам нелегко друг с другом.
— О Елена!
По ее щекам покатились слезы.
Я отерла ее слезы своей рукой и сказала:
— Надо жить. Мы обязаны.
Я пожалела, что завела этот разговор: он ранил меня, как острый кинжал.
— Возможно, только дав новую жизнь, мы обретем радость. Но пока…
— Пока ничего… — Она покачала головой и вздохнула. — А как у тебя?
Я улыбнулась в ответ:
— Тоже ничего.
— Мы пойдем на гору Ида?
— Не знаю.
— Там этой осенью будет праздник плодородия. Он очень древний и дикий, в нем могут участвовать только женщины. Мужчин, которые проникают туда, разрывают на куски. Но отчаявшимся дано мужество отчаяния… Пойдем со мной, Елена! — Андромаха улыбнулась. — У тебя такая же беда, как у меня. Только ты понимаешь меня.
Невозможно было добраться до горы Ида, оставаясь незамеченными. Большую часть дня мы тряслись в повозке по тропинкам, петляя туда-сюда. Парис и Гектор настояли на том, что сами отвезут нас. Они боялись за нашу безопасность, но Андромаха сказала, что страхи излишни, ведь наши помыслы чисты и соответствуют духу праздника.
Мы взяли с собой факелы — большие ветки, пропитанные смолой, надели грубые плащи с капюшонами и самые прочные сандалии.
— Бродить по горам в темноте! В обществе неизвестно кого! — Гектор нахмурился. — Мне не нравится эта затея.
— Зато тебе очень понравится сын, когда он родится! — ответила Андромаха. — Что значит ночь, проведенная на горе, по сравнению с сыном? Ничтожная цена.
— Где люди, к которым вы должны присоединиться? — спросил Парис, вытянув шею и пытаясь разглядеть кого-либо в темноте.
— За поворотом, там, где бьет горячий источник. Так мне говорили, — ответила Андромаха.
— На Иде кругом горячие источники, — проворчал Гектор. — Горячие источники да холодные источники. Потому ее и называют «многоструйная Ида».
— Этот источник находится на той стороне, откуда видна Троя. Самый ближний к нам.
Закатное солнце коснулось пальцами верхушек сосен, застряло между стволами. Налетел холодный ветер. Точка равноденствия осталась позади, приближалась пора, когда Персефона спускается в подземный мрак. Я задрожала, и Парис крепче обнял меня.
— Тебе не обязательно идти туда, — шепнул он. — Если у нас нет детей, значит, таков наш жребий.
— Я понимаю. Я готова принять волю богов. Но сначала я хочу ее узнать.
— Приехали. — Гектор натянул вожжи.
Впереди виднелась кучка женщин, они собирались около источника. На них были накидки из звериных шкур. Каждая держала факел из сосновой ветви или прутик, обвитый плющом.
Мы вылезли из повозки, напоследок успокоив мужчин, что все будет хорошо, и направились к источнику. Я услышала стук повозки, которая возвращалась в Трою, но не оглянулась ей вслед. Я смотрела только вперед.
Свет быстро погас. Лица было трудно разглядеть, они расплывались в сумерках. Тут собрались, похоже, женщины всех возрастов: от юных девушек до глубоких старух. Имелась ли у них предводительница? Да, одна старуха стрельнула в нас из-под капюшона пронзительным взглядом неожиданно ярких, обсидианово-черных глаз. Да и старуха ли она? На лице ни одной морщинки.
