— Поддержи ее, Парис, поддержи, — раздался скрипучий, как визг колес по гравию, голос. — Кажется, ее самочувствие оставляет желать лучшего.
— Эсак, — сказал Парис, обернувшись. — Мой единокровный брат.
Ему не удалось скрыть холодность в голосе.
Передо мной стоял мужчина маленького роста. Лицо его почти полностью скрывали пышные складки капюшона. Парис откинул капюшон. Я увидела голову с коротко остриженными волосами, близко посаженные глаза, лицо в морщинах.
С неспешным достоинством Эсак снова надел капюшон.
— С твоего дозволения, брат. Ночь сегодня холодная. Уж ты не наказывай мою бедную голову.
— Мой старший брат. Его мать — первая жена Приама, — пробормотал Парис.
— А почему ты замолчал? — спросил Эсак с деланым простодушием. — Почему ты не расскажешь всего до конца? Мой брат — единокровный брат — на редкость добрый человек. Вряд ли он унаследовал это качество от нашего общего отца. Скорее всего, от своей матери Гекубы. Одни боги ведают, как безмерно добра эта женщина.
Эсак улыбнулся, и я лучше разглядела его лицо. Оно напоминало мордочку ночного зверька: треугольное, с глазами, которые хорошо видят в темноте.
Я ждала продолжения. Ждать пришлось недолго.
— У меня есть дар пророчества.
Еще один прорицатель. Значит, Приам сказал правду. В Трое прорицателей пруд пруди.
— Вот как?
— Да. Гекуба увидела сон… Тот самый сон, будто она родила горящий факел, от которого погибнет Троя. Именно так я истолковал значение сна.
Он наклонился и прошептал мне на ухо:
— Как мы можем проверить волю богов и смысл их ужасных предзнаменований? Откуда людям знать, что правда, а что нет?
Эсак повернулся к Парису и обхватил его лицо своими ладонями.
— Боги приказали нам уничтожить тебя. Твоя мать ослушалась, и теперь ты стоишь перед нами — высокий, красивый, гордый. Боги все время меняют свои предписания. Может, не стоит спешить с их выполнением?
Парис сердито отдернул голову и сказал:
— Перестань, Эсак! Ты выпил слишком много вина.
Тот пожал плечами и разгладил складки своего плаща.
— Возможно. Сегодня подают самое лучшее, в вашу честь. Я придерживаюсь принципа: хорошего много не бывает. Бери, пока дают. То же самое и в отношениях с богами: если посылают удачу — не зевай. А то слишком быстро у них меняется настроение.
Эсак отошел в сторону, и рядом с нами сразу оказался Геланор. На его лице играла легкая улыбка, он сказал со вздохом:
— Теперь я могу уехать со спокойным сердцем, не тревожась о твоем благополучии.
— Почему ты хочешь уехать? — спросил Парис. — Почему такая спешка?
Геланор рассмеялся.
— Ну, с тех пор как я покинул Спарту, прошло не так уж мало времени. Обратный путь займет еще больше. Поэтому медлить нельзя.
— Прошу тебя остаться на несколько дней. Слишком поспешный отъезд может обидеть троянцев.
И снова Геланор рассмеялся.
— Я думаю, ни одному троянцу дела нет, уехал я или остался.
— Это не так. Помнишь, царь спрашивал, не намерен ли ты остаться? Он будет рад, если ты останешься, — вмешалась я.
Я не собиралась его упрашивать, но как хотела переубедить! Хотя знала, что он не поддается на уговоры.
— У меня нет никакого интереса оставаться здесь. А ты знаешь, я делаю только то, что мне интересно. Я предлагаю тебе такую задачу: в течение ближайших дней доказать, что для меня в Трое есть занятие. Тогда я останусь на некоторое время. Но только на некоторое время. Троя никогда не станет моей родиной.
Его слова прозвучали глухо и весомо.
— Не спеши с выводами, — сказала я.
— Я не спешу. Просто я себя знаю. А ты себя знаешь?
— Да что вы такие скучные! — воскликнул Парис. — Хватит болтать о богах, о предзнаменованиях, о знании себя. Разве нельзя просто выпить вина и обняться?
— Да, некоторым это помогает, — ответил Геланор.
Во дворе пылали костры, на вертелах жарилось мясо; жир с него капал в огонь, и к небу поднимались клубы ароматного дыма. Люди столпились вокруг костров, все хотели получить кусочек получше. Дожидаясь угощения, они успели выпить немало вина, и головы у всех кружились, как клубы дыма. Шум становился громче, потому что народу прибывало.
Парис обнял меня и повел прочь.