А теперь, сын мой, мы можем поговорить, — произнес Приам.
— Да, ты прав, — сказала Гекуба, встав рядом с Приамом.
Она едва доходила ему до плеча. Ее интонация не располагала к беседе, ни дружеской, ни деловой.
Парис указал в сторону подушек, разложенных между колоннами:
— Разве мы не присядем?
— Всему свое время, — резко ответила Гекуба, продолжая стоять.
Возможно, она считает, что первой слово держать должна я? Я огляделась в надежде, не избавит ли меня кто-нибудь от этой миссии. Но все стояли с непроницаемыми лицами и плотно сжатыми губами. Я собрала в кулак мужество и обратилась к Афродите с просьбой вложить в мои уста нужные слова.
— Законы крови — священные законы, — осторожно начала я, ибо не знала, насколько священными они считаются у троянцев. — В наших жилах течет общая кровь. По моему отцу Тиндарею мы родственники. У Атланта было две дочери, их потомками являются Лакедемон, предок спартанцев, и Дардан, основатель Трои.
— Не столь уж мы близкие родственники, — возразил Приам. — И какое значение имеет это родство, если твой отец — не Тиндарей?
Мои глаза привыкли к полумраку, и я стала различать лицо Приама. Оно не выражало никаких чувств, и приязни тоже. И все же я понимала, что нравлюсь ему. Я слишком хорошо знала этот взгляд.
— Великий царь, я не смею говорить о своем отце, — ответила я и склонила голову в знак покорности.
— Зато я смею, — вмешалась Гекуба. — Тиндарей не имеет к ней никакого отношения. Посмотрите, от нее же исходит сияние. В зале стало светлее.
Похоже, это вызывало у нее досаду.
— Но мы с вами, почтенная царица, состоим в родстве, которое отрицать невозможно, — повернулась я к Гекубе. — По материнской линии. Феникс — наш общий предок.
— Что это значит? — Гекуба нахмурилась.
Я была готова к ответу. Не зря я готовилась к встрече и расспрашивала Париса с Энеем.
— Агенор — отец Кадма, Феникса и Европы. Мне рассказывать подробно обо всех нитях, которые связывают тебя, царица, и мою мать Леду? Я могу, только это займет много времени.
— Не надо, — оборвала она. — Я знаю это не хуже тебя.
Наступило минутное молчание. Облачка дыма клубились над курильницей.
— Итак, Парис нашел себе жену, — прервал молчание Приам. — Мы уговаривали его жениться. Он выполнил наше желание. Он жил с Еленой как с женой, не скрываясь от людей. Они дали клятву богам. Того, что сделано, не переделаешь. Елена связана с нашим домом родством, хоть и дальним. Мы должны… Ох! Принять ее как дочь.
Я склонила голову в поклоне.
— Эта дочь представляет опасность для нашего рода, — заявила Гекуба. — Я считаю, что брак должен укреплять род, а не угрожать его существованию.
Она повернула ко мне суровое лицо.
— Посланцы твоего мужа, моя госпожа, требовали, чтобы тебя вернули. Мы ответили, что ничего не знаем о твоем побеге, и это была правда. Но отныне это не является правдой. Ты понимаешь, что произойдет, если ты не вернешься в Спарту?
— Ничего не произойдет! — воскликнул Парис. — В таких случаях ничего никогда не происходит. Гесиону похитили, и она осталась в Саламине. Ясон похитил Медею из Колхиды. Тезей похитил Ариадну. Греки будут возмущаться, негодовать, направлять послов. А закончится все тем, что они успокоятся, сядут у своих очагов и с довольным видом будут петь грустные песни про царицу Елену.
— «Наша участь — в песнях расславленным быть среди поколений грядущих!»[14] — вдруг изрекла я.
— Вот как? — возмутилась Гекуба. — Вот чего тебе нужно? Чтоб о тебе пели песни?
— Мне? Обо мне?..
Я растерялась: слова, которые произнесли мои губы, родились как будто вне моей головы.
— Нет, я не то хотела сказать… — пробормотала я.
— Как прикажешь понимать твои слова?
— Елене ведомо то, чего не знаем мы, — пояснил Парис.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Гекуба.
— Я имею в виду дар, который она получила в храме. Она видит то, чего мы не видим. Ее служанка привезла священную змею из семейного алтаря. Давайте подыщем для нее подходящее место.
— В Трое хватает предсказателей, — сказал Приам. — Как жену Париса мы готовы принять тебя, Елена, но как предсказательницу — нет!
Итак, мои надежды оправдались: он согласен принять меня.
