— Пойдем, я покажу тебе, где жил до отъезда в Грецию.
Мы вышли из небольшого зала и прошли по ярко расписанной галерее. От красных, желтых и синих зигзагообразных узоров на стенах я зажмурилась. Мы очутились в изысканном продолговатом внутреннем дворе с множеством портиков-входов.
— Здесь живут все сыновья и дочери Приама, — сказал Парис, окидывая двор рукой.
Он был велик, как целый город, о чем я и сказала Парису.
— Конечно, — согласился он. — И у нас все как в городе: правитель, борьба за власть, скандалы, подкупы.
— Кто же правитель этого города, если не Приам?
— Гектор, естественно. Он самый прославленный из царевичей. Это не обидно, поскольку он и самый старший. Поэтому никто не оспаривает его высокое положение и достоинства. Удобнее всего, когда эти качества объединяются в одном человеке.
Я подумала об Агамемноне, его высоком положении и достоинствах. Хотелось надеяться, что Гектор не похож на него.
— Мои покои находятся в середине.
Мы прошли по двору, уставленному деревьями в горшках. Они напоминали священную рощу, листья шелестели на ветру.
— Троя ведет торговлю с разными странами, — сказал Парис. — Все эти растения выменяли на разные товары. Среди них есть особо ценные, например вот эти миртовые деревца. У других — цветы необычной окраски. Жена Гектора, Андромаха, хочет, чтобы в саду были цветы всех оттенков. Она почти добилась своего. Вот ее коллекция.
Парис подвел меня к скоплению горшков.
— Видишь, здесь есть цветы всех расцветок, кроме черного. Черных цветов не бывает в природе. По легенде, черные цветы растут на берегах Стикса. Правда ли это? Ты никогда не бывала на реке Стикс?
— Нет, никогда.
На свете множество мест, где я никогда не была. Иные находятся совсем недалеко от моего родного дома.
— Я знаю, что в священной роще Персефоны растут черные тополя. Наверное, черный цветок она тоже считает своим.
Я любовалась цветами: синие, красные, розовые, желтые, белые, они мужественно сопротивлялись порывам ветра. Яркие, как счастье, цветы.
— И зачем Андромахе черный цветок? — спросила я.
Тут налетел сильный порыв ветра и швырнул пригоршню пыли мне в лицо. Откуда берется такой сильный ветер в закрытом дворе?
— Откуда этот ветер? — пробормотала я.
Парис рассмеялся.
— Буйноветреная Троя. Разве ты забыла рассказы о наших ветрах?
— Нет, не забыла. Но этот ветер кажется волшебным: как ему удается проникнуть в замкнутое высокими стенами домов пространство?
Я вцепилась в свой плащ, который ветер пытался сорвать с меня.
— Он дует большую часть года строго с севера. Благодаря ему уроженца Трои легко узнать. При ходьбе он слегка наклоняется. Я еще не привык, поэтому хожу прямо.
На нас набросился новый порыв ветра, плащи взвились, и мы со смехом побежали через двор к портику.
Все двери были выкрашены в ярко-красный цвет, имели бронзовые ручки и засовы, которые мастер украсил изображениями оленей, львов и кораблей.
— Эти покои прежде принадлежали Гектору. До того, как он выстроил собственный дворец.
Парис указал на дверь. В ее блестящей красной поверхности отразилось мое лицо. В бронзовых деталях повторялись наши движения. Мы пошли дальше, и Парис сказал:
— Теперь здесь живет Гелен. Это мой брат-авгур, близнец Кассандры, который тоже предсказывает будущее, но более понятно.
— Это он истолковал сон Гекубы?
Тот самый сон, из-за которого Париса обрекли на смерть!
— Нет. Это был Эсак. Вряд ли я смог бы мирно беседовать с Геленом, если б это сделал он. А с Эсаком, благодарение богам, я вижусь нечасто.
Парис остановился возле двери, которая ничем не отличалась от остальных.
— Нам сюда!
Парис поднял бронзовый засов и отворил блестящую дверь. Я переступила порог, остро сознавая, что сейчас окажусь в доме Париса. Я добровольно переступила порог этого дома, без похищения, принуждения и насилия.
Комната показалась мне огромной — больше, чем тронный зал в отцовском дворце. Похоже, в Трое все больше и красивее, чем в остальном мире. Маленькие покои превосходят по размеру царский мегарон в Спарте!
— О! — не удержавшись, воскликнула я, оглядывая зал.
Сквозь опущенные шторы на окнах проникал неяркий свет, лишившийся части своей силы. На полу лежали уже знакомые мне драгоценные ткани: по ним полагалось ходить, беззаботно топтать их. Неизмеримо богатство Трои! То, что другие бережно хранят в кладовых, здесь бросают под ноги.
