Брюс схватил кружку, припал ртом к краю, успев намочить губы и… Отставил обратно. То ли от дыма, то ли из-за внезапно проснувшейся паранойи вода показалась горькой.
Поймав на себе испытующий взгляд девушки, Брюс сипло осведомился:
— Значит, получилось?
— Ты про Любовника? Да, он провалился.
— Что… было?
— Это ты мне расскажи, что было, — с каким-то напряжением в тоне потребовала Элия. — И как ты посмел… Как вы могли… Почему ты не сказал мне, что втянул в это Дьенка?!
Брюс вдруг заметил, что в руках она комкает не платок, а мятый цветок шиповника.
— Я втянул? А кто нас притащился сюда подвиги совершать? — От дыма и без того глотку саднило, так теперь и вовсе словно раскаленным наждаком прошлись.
— Я не звала ни тебя, ни его!
— Точно! Просто вынудила нас тащиться за тобой!
— Это ты! Ты, проклятый некрот, вынудил его участвовать в этом! Ты заставил его! Ты!
— Откуда ты вообще про Дьенка узнала?
— Ты в бреду говорил за него… — Глаза Элии разгорелись. — И выхаркивал его, словно мерзость какую! Ты, ничтожество, заставил его… А потом сам же и проклинал!
— Это была его идея!
— Лжец! Я же знала, что тебе доверять нельзя! Как я могла поверить, когда ты сказал, что Дьенк не пострадает?
А он разве пострадал? Хотя… Брюс не видел Дьенка и не ощущал его присутствия. Он исчез совсем или потратил на всю эту эскападу слишком много своих ресурсов?
— Разве не ты хотела от него избавиться еще не так давно? — хмуро осведомился Брюс.
— Что? — Элия задохнулась. — Ты хочешь сказать… Его больше нет?!
— Не знаю.
— Ты… Это все ты виноват! Если он… Если с ним что-то…
— Уймись! Я понятия не имею, что произошло! Не знаю, куда он подевался! Может, струсил в последний момент, как в прошлый раз, и сейчас затаился где-нибудь!
— Струсил? В прошлый раз?
На мгновение Брюсу показалось, что он слышит слабый призрачный протест. Легче дуновения ветра. Словно сама ночь слегка колыхнулась: «Молчи!»…
Может, и впрямь лучше промолчать, чем ввязываться в очередной спор до хрипоты. И без того глотка саднит. Брюс попытался встать. Ноги подкашивались.
Не дождавшись ответа, Элия тоже унялась. Несколько мгновений безмолвствовала, разглаживая на ладони изрядно потрепанный цветок шиповника. Потом сунула его в карман куртки.
— Я уезжаю. В деревне скажу, чтобы тебе оставили твою часть вознаграждения. Не бойся, лишнего не возьму. — Она хотела бросить это с презрением, но вышло не особенно эффектно.
Особенно потому, что Брюс не проникся пафосом ее страстной речи, а настороженно слушал лес.
Ветер пел в кронах. И песня его звучала тревожно. Ветер раскачивал деревья, вкладывая в шорох, стоны и скрипы, будоражащую тему. Только из-за недавнего крика не разобрать, какую именно.
— Не смей, слышишь, не смей таскаться за мной, некромант проклятый! Увижу — пристрелю! Я не шучу!
— Огнестрел сначала почини, прежде чем стрелять… Тихо! — Брюс навострил уши. В перекличке деревьев промелькнули осмысленные фразы, которые отогнали на второй план все ссоры. — Слышишь?
К чести Элии, даже в гневе он не теряла головы и могла переключаться с вещей второстепенных на важные.
— Что? — девушка нахмурилась.
— Ветер!
— Что «ветер»?
— Это свистуны… Воздушные маги. Они нас услышали. Нельзя возвращаться в поселок.
— Лжешь! — машинально выдохнула Элия.
— Они близко, если я слышу их так отчетливо.
— Я ничего не… — она осеклась, вспомнив, видно, как еще днем жаловалась на голоса в шлеме. Почему Брюс тогда не обратил на это должного внимания?
— Ветер идет по нашему следу. Скоро здесь будут гончие…
— Это невозможно! — Девушка даже ногой притопнула, не решаясь доверять очевидному. — Нанять воздушных магов не по карману даже моей матери! Это… Это невозможно!
— Ты сама слышишь.
— Тогда… — Элия выпрямилась, окинула Брюса недобрым взглядом и приняла решение: — Прощай!
Пестрый гиппогриф перемахнул через пролом в стене, словно не заметив препятствия. Брызнула из-под когтей и копыт древняя каменная крошка; пригнулся разлохмаченный репейник, когда крылатая тварь оттолкнулась от земли, унося на спине всадницу.
Брюс даже не пытался задержать их. Сил едва хватало на то, чтобы стоять. Да и то вскоре ноги подогнулись, и Брюс вновь опустился возле костра, чувствуя не злость даже, а тупое опустошение. Как раз такое, чтобы все же выпить воду из все еще полной кружки. Какая теперь разница?
