И поначалу Любовник не клюнул. Замер на несколько мгновений, словно принюхиваясь и выбирая между Дьенком и Элией, оставшимися чуть в стороне. Похоже, эта тварь была не так уж неразборчива.
А потом Дьенк метнулся к Брюсу. И Любовник уверенно повернул за ним, как стрелка компаса.
— Я буду держаться рядом, пока он не приблизится. Я не смогу владеть твоим телом слишком долго…
— Как скажешь, — буркнул Брюс, перелезая через пролом в стене.
— Ты только не сопротивляйся! Иначе нам не прыгнуть…
Нам?!
Качнулись в стороны травы, по-ночному душистые, но со сладковатым привкусом падали. Заливавший двор лунный свет казался застывшей посеребренной жижей, которая сковывала не хуже льда.
Нежить, что шла по пятам, двигалась бесшумно и быстро. В своем доме она ориентировалась всяко лучше чужаков. И успела обогнать Брюса, заступив дорогу к дыре. Вблизи стало заметно, что длинное лезвие приварено к латам криво и грубо. А в щелях запеклась земля.
— Ты! — звонко послышалось позади. — Ты! Иди сюда! — И комок глины с треском рассыпался на доспехах.
Тварь лишь слегка повернула голову, но времени хватило, чтобы проскочить мимо нее в замок. Пробежаться по ступеням и повторить фирменную выдумку Элии — выпрыгнуть из пролома над лестницей.
Больно ударили камни о подошвы. Дурацкое платье зашелестело потрепанными крыльями. В спину словно стылым сквозняком толкнуло, когда Любовник сверзился следом.
А потом…
— Пора! — выдохнул Дьенк совсем близко.
От боли у Брюса дыхание перехватило, замерло сердце и на одно ужасное мгновение померещилось, что тварь-таки настигла его. И даже успела наколоть на свой шип, иначе отчего так заныло между ребрами?
Однако, пропустив удар, сердце вновь забилось. Судорога прошла. Зато Брюс лишился способности контролировать свое тело. Сознание неукротимо заплывало смоляным мраком, облепленным хаотичными картинками:
…залитый луной двор, испятнанный длинными тенями…
…Элия, распахнувшая темный кричащий рот…
…пушистые белесые метелки трав и горящие белым цветки шиповника…
…угловатая рука в кожаной перчатке с выжженной на ней розой и тусклым кольцом на среднем пальце…
…разверстый зев в земле, откуда пахнет незнакомо и завораживающе… И…
* * *
Очень тепло и очень горько в глотке. Хочется кашлять.
Из-под распухших век катятся слезы, а если поднять их, мир вокруг расплывается. В дымных потоках путаются воздушные рыбки — снует мелкая лунная чешуя и дрейфует ленивый карп в шлейфе плавниковых перьев.
А еще Брюс мог слышать голоса. Их приносит ветер, позволяющий иногда сделать вместо едко-дымного сладко-лесной вдох. Голоса щекотные, перекликаются, зовут, ощупывают все вокруг, словно длинными усиками… «…Здесь… близко… они здесь…»
Испуганные резким движением воздушные рыбы прыснули в стороны, когда Брюс вскочил.
То есть попытался вскочить…
На самом деле судорожно дернулся на земле, тут же зайдясь в жгучем кашле.
— Ветер все время меняется, — раздался знакомый голос. Тень обогнула костер и приблизилась, превращаясь в Элию. — Надоело тебя перетаскивать с места на место…
— Хоть комары не пристают, — прохрипел Брюс, протирая заслезившиеся глаза и пытаясь оглядеться.
Каменный, иссеченный тенями двор, окруженный полурассыпавшимися стенами. Замшелая кладка покосившейся башни. Бурьян и шиповник. За ними — навечно подавившаяся зевком земля, так и не сумевшая сомкнуть челюсти.
Ну конечно! Где еще развести костерок, как не во дворе замка чудовища, от которого только-только убегали со всех ног? На это способна только Элия.
— Ты… ты бы хоть… в лес… — давясь горечью, ошеломленно выдохнул Брюс.
— Зачем? Он не вылезет лет пятьдесят.
Помотав головой и борясь с дурнотой, Брюс все-таки переместился из лежачего положения в сидячее. Странное ощущение, словно некто попытался выдрать из Брюса внутренности, а потом разочарованно напихал неподдавшееся как попало обратно, усилилось от движения.
— Вода там, — Элия, с каким-то болезненным, как Брюсу показалось, вниманием наблюдавшая за ним, кивком подбородка указала влево, где стояла наполненная кружка.
Лицо девушки явно выражало разочарование, пальцы нервозно тискали белый тряпичный комок.
