— Точно. Гусак. Ему идет. Милый мальчик… Итак, почему это такое счастье для тебя?
— Потому что, — сказал он — так, словно оба слова причиняли боль.
— Потому что почему?
— А может, это мое дело?
— Я думала, что могу спросить тебя о чем угодно. Так потому что почему?
— Из-за моей прекрасной внешности стопроцентного американца. — Парк провел рукой по волосам, созерцая грязь под ногами.
— Ты намекаешь, что плохо выглядишь?
— Я не хочу это обсуждать. — Парк потер шею сзади. — Может, поговорим о выпускном?
— Напрашиваешься на комплименты? Хочешь услышать, какой ты классный?
— Да нет, — сказал он. — Я говорю вещи, которые в общем-то очевидны.
— Ничего не очевидно. — Элеанора повернулась на скамейке, сев лицом к Парку, и потянула его за руку.
— Никто не считает азиатских парней классными, — наконец сказал Парк, отведя взгляд. — Не здесь, по крайней мере. В Азии, я уверен, у них все в порядке.
— Это неправда, — возразила Элеанора. — Посмотри только на своих родителей.
— Азиатские девушки — другое дело. Белые парни считают их экзотичными.
— Но…
— Ты пытаешься спорить с суперклассным азиатским парнем. Можешь доказать, что я неправ? Полагаю, нет. Я думаю об этом всю свою жизнь.
Элеанора скрестила руки на груди. Парк уставился на озеро.
— А как насчет того старого фильма? — сказала она. — Про парня-каратиста…
— Ты имеешь в виду «Кунг-фу»?
— Ну да.
— Тот актер был белым. А его герой был монахом.
— А как насчет…
— Да нету ничего, — сказал Парк. — Возьмем «МЭШ».[123] Дело происходит в Корее, и врачи иногда западают на корейских девушек, так? А вот медсестры не тратят свои выходные на то, чтобы сбежать в Сеул и пофлиртовать с корейцами. Азиатские девушки экзотичные, а парни — похожи на девушек.
Гусак все еще орал на них. Парк взял горсть тающего снега и, не целясь, швырнул в сторону гуся. Парк по-прежнему не осмеливался взглянуть на Элеанору.
— Ладно, а причем тут я? — сказала она.
— При том, что ты со мной.
— Слушай… — Она взяла его за подбородок и заставила повернуть к ней голову. — Я не… Я вообще не понимаю, что это значит — то, что ты кореец.
— Кроме очевидного?
— Да, — сказала она, — именно. Кроме очевидного.
А потом поцеловала его. Парку нравилось, когда Элеанора целовала его первой.
— Я смотрю на тебя, — сказала она, наклонившись ближе, — и не знаю, почему ты кажешься таким классным. Потому ли, что ты кореец или нет, но уж точно не вопреки этому. Я просто считаю тебя классным. И клевым. И отличным. Просто думаю: какой же Парк все-таки классный.
Парку нравилось, когда Элеанора произносила его имя.
— Может, мне и правда нравятся корейские парни? — продолжала она. — Точно не знаю.
— В таком случае хорошо, что я единственный корейский парень в Омахе, — отозвался он.
— И хорошо, что я не зацикливаюсь на этой ерунде.
Было холодно и, похоже, поздно — Парк не носил часов.
Он встал и помог Элеаноре подняться. Держась за руки, они побрели через парк к машине.
— Я даже не знаю, что значит быть корейцем… — сказал он.
— Ну, а я не знаю, что значит быть датчанкой и шотландкой, — ответила она. — Это важно?
— Думаю, да. Потому что это первый признак, по которому люди меня оценивают. Самое главное.
— Послушай-ка. Самое главное — то, что ты классный. И обалденный.
Парк ничуть не возражал против слова «обалденный».
Элеанора
Они оставили машину в дальнем конце Олд-Маркета. К тому времени как они вернулись, парковочный лот оказался почти пуст. Элеанора снова почувствовала нервозность и азарт. Возможно, все дело было в машине.
Снаружи импала не выглядела вульгарно — не то что какой-нибудь устланный коврами лимузин или типа того, но внутри… тут совсем другая история. Переднее сиденье было размером с кровать Элеаноры, а от заднего веяло романами Эрики Йонг;[124] оно словно предвкушало то, что может произойти.
Парк открыл для нее дверь и обежал машину, чтобы залезть внутрь.
— Не так поздно, как я думал, — сказал он, взглянув на часы на приборной панели. Половина девятого.
— Да… — ответила она. И положила руку на сиденье между ними. Она попыталась сделать это словно бы между прочим, но намек вышел вполне прозрачным.
