— И все-таки я никак не пойму, каким образом ты бы достиг подобных результатов, если бы допустил атомную резню.
— А ты и не должен. Не твоя это проблема.
— Это Еврей, так? Еврей, я ведь прав? Это он тебя околдовал. Что он тебе предсказал?
— Да отъебись ты от Еврея.
Ну ладно, ладно. Как хочешь. Так же это будет в интервью? Что оправдывает терроризм?
— Еще больший терроризм.
— Наверное, скорее объясняет, но не оправдывает.
— Как хочешь.
— А потом это упоминание про аборты...
— С терроризмом точно так же, как и с абортами: их все осуждают, но в определенных случаях допускают практически все.
— Хорошо. Хорошо. Еще что-нибудь?
— Что?
— Может ты все-таки как-нибудь объяснишься с Серьезным, а? Они запустили эту хладнокровную дописку, как ты простреливаешь ему голову. Было бы полезно представить какую-то причину этого убийства.
— Я убил его, потому что он уже не был пригоден к жизни, только лишь, чтобы он не страдал.
— Ну нет... этого ты сказать не можешь. Уж лучше объяснись с пытками. Зачем они тебе были?
— Ну ты и настырный. Если я скажу, они потеряют все свое значение.
— Но...
— Хватит. Надевай уже свою цацку. Вскоре выходим.
(((
Зарядил дождь — начавшись дня три назад. Все это выглядело чуть ли не как специфика территории: чем дальше в Россию, тем больше дождя. Он то сеется, то капает, то льет, но ни на мгновение не прекращается. Вскоре мы начнем порастать мхом, подумал Смит, присматриваясь к тому, как И Море Исторгло Умерших натягивает на ствол своей ануки зеленый предохранительный чехол.
От располагающегося ниже склона через шум дождя пробились человеческие голоса. Промокший до нитки Айен со вздохом поднялся из под дерева. Взял шлем. Глянул на И Море Исторгло Умерших, но тот как-то не горел к вечерней прогулке. Так что отправился сам.
Оказалось, что это группа Обезьяны. Уже третья, которой не удалось выбраться из удивительно плотной сети, заброшенной Красной Армией. Спаслось только трое, из которых один был тяжело ранен, причем, он даже не шел, а остальные двое волокли его. Что же касается самого Обезьяны, то он влез прямо в браконьерские силки и не успел смыться; его хотели взять живым, но он успел вытащить чеку из гранаты...
Смит прошел мимо заработавшегося Смертушки и остановился только лишь возле Ксавраса. Полковник указал на горящий индикатор шлема. Айен тут же выключил запись.
— Из этого всего ты ничего передавать не будешь, — буркнул Выжрын, перемещая по губе давным-давно погасший бычок. — Никаких пораженческих настроений и сообщений. Пускай попотеют.
— С точки зрения тактики для вас было бы лучше, если бы Посмертцев имел как можно более худшее мнение о вашем состоянии.
Собравшиеся бесстрастно поглядели на репортера.
— Тебе стоило бы получше поработать над местоимениями, — заметил Флегма, пряча компьютер под плащ.
Смит пожал плечами и отступил под ближайшее дерево. Шлем он снимать не стал, а только прикрыл от дождя.
Здесь происходило обычное ежевечернее заседание мини-штаба Выжрына: он сам, Ебака, Флегма, Моцны, Вышинский. Чаще всего оно ограничивалось тем, что на заламинированных картах или сияющем всеми цветами радуги экране компьютера выбирался наименее безумная путь отступления. Если только вообще можно было говорить об отступлении ил бегстве, раз они настойчиво перли на Москву, прямиком в львиное логово — иногда поворачивая назад, иногда сворачивая в сторону и срезая дорогу, но все время нацеливаясь на столицу. Близился тот момент, когда приблизятся к ней настолько близко, что им придется из полудикой лесной партизанской бригады превращаться в закамуфлированную своим гражданским видом городскую подпольную организацию — но пока что им не удавалось оторваться от патрулей Красной Армии, чтобы размыться и исчезнуть с экранов их прогностических компьютеров, тех самых кремниевых Наполеонов, которые в режиме реального времени просчитывают до шестого знака после запятой вероятность любого из возможных сценариев развития битвы. Что же касается тех жалких машинок, которыми располагал Выжрын, то они мало чем могли помочь, лишенные постоянного притока достоверных данных; их прогнозы все чаще становились чуть более технически развитыми версиями классического предсказания цыганки: ты либо умрешь, либо останешься в живых.
