Крышку подняли, и те, кому было надо, спустились в подвал. Смит в шлеме, работающем в режиме максимальной чувствительности, по-видимому, видел все лучше остальных; до охотничьего домика электричество не добралось, в связи с чем в подвале царила темнота — темнота абсолютная, словно висящее в воздухе черное мясо раздавленных комаров. Должно быть генералу снились ужасные вещи, они слыхали его стоны и бормочущие обращения к запретным божествам. Что здесь помещалось век назад — винный погреб? Осталось немногое: остатки деревянных конструкций под стенками, пыль по углам. Тысячи тонн камня по сторонам и над головой, прикрытые толстым ковром почвы, обеспечивали прохладу даже в самую средину лета. Выжрын был в толстенном шерстяном свитере, наверняка связанном на спицах какой-то патриоткой; сам свитер был цвета кошмара, и даже после того, как были зажжены керосиновые лампы и включили два мощных фонаря, которые И Море Исторгло Мертвых держал в широко расставленных руках — даже тогда Ксаврас терялся в мрачном фоне картины.
— Ты! Ты! Ты! — завизжал генерал Серьезный, когда полковник разбудил его ударом кулака в лицо.
Генерал был привязан к металлическому стулу, ноги тоже были к нему притянуты, руки были связаны за спиной. Сам же стул, в свою очередь, был привинчен к лежащей на полу толстой древесно-стружечной плите, чтобы пленник не мог упасть вместе со стулом и куда-нибудь отползти.
— Ты! Ты!
— Я, я, — передразнил его Выжрын и дал знак Смертушке, который спускался последним, закрыть за собой двери. Доктор прикрыл их и уселся на пороге, положив кожаную сумку между ногами.
В помещении были еще две двери, ведущие в глубины замковых подвалов, но они тоже были закрыты.
Вышел Иной Конь Цвета Огня, притащивший сюда маленький телевизор, отступил в самый темный угол, куда-то за спину Смита, и там включил его, но звук вывернул до минимума, так что генерал Серьезный и стоящий у него за спиной Выжрын могли делать вывод о содержании программы лишь по серо-голубым отблескам, время от времени окрашивающим каменное лицо молодого человека.
— Настроился? — спросил у него Ксаврас.
Вышел Иной Конь Цвета Огня кивнул.
Затем полковник дал знак Смиту. Тот выразительно постучал по часам.
— Я договорился на четыре, на восточном побережье сейчас десять вечера, самый прайм-тайм. Еще две минуты. Следи за индикатором.
— О(кей.
Серьезный оскалил зубы.
— Я все им скажу, — рявкнул он. — Все скажу, сукины вы дети, бандиты чертовы, террористы...
Выжрын подтянул рукава свитера за локти, полностью обнажая отвратительные послеожооговые шрамы, и натянул узкие кожаные перчатки, после чего — в некоей странной рассеянности, с тихим вздохом, предназначенным исключительно самому себе — похлопал русского генерала по небольшой розовой лысинке.
— Спокойно, спокойно, — пробормотал он.
И вот тут-то к Смиту пришло ужасное предчувствие, на какой-то миг молнией вспыхнуло пророческое видение будущего. Он вздрогнул. Ксаврас заметил это и поглядел прямо в темные глазища объективов; затем он робко усмехнулся, жестом опекуна ложа руку в перчатке на плече узника.
Смит сменил фокус, повернул камеру и сконцентрировал свой — не свой взгляд на лице генерала. Генерал Серьезный был совершенным генералом, потому что совершенно никаким, и в связи с этим — репрезентативным представителем российского генералитета: среднего или даже чуть пониже роста, грузный, уже старше шестидесяти лет, покроем небольших черных глаз и строением скул выдающим определенную примесь крови обитателей зауральских степей. Он сидел здесь, одетый в генеральский мундир, хотя и без брюк именно так его из квартир в интернате люди Выжрына и захватили. Пятна на серых подштанниках генерала появились потому, что в течение суток, как генерала привязали, сюда никто не заглядывал, чтобы вывести его для удовлетворения естественных потребностей.
— Сколько?
— Пятнадцать секунд.
— Конрад?
— Уже объявляют, — доложил Вышел Иной Конь Цвета Огня, надевший подключенные к маленькому телевизору наушники.
— Поехали.
Смит начал передачу. На шлеме загорелись красные буквы ON.
