— Если его раскрыть, то поверхности должно было бы хватить. Китайцы вообще сейчас разработали в часах. Не знаю, все возможно.
— Ладно.
— Так что? — фыркнул переполненный иррациональным возмущением и горечью Смит. — Он был шпионом, так? Попытался убить вас, потому что так ему, вроде бы, приказали русские? — Он взял шлем, поднялся на ноги. — И передать этого вы, конечно же, мне не позволите?
— Спокойно, чего это вы так орете? Люди еще спят, зачем их будить...
Айен выпустил накопившийся в легких воздух. Только сейчас он понял, что все собравшиеся пялятся на него: те, что сидели над трупом Шмиги, замаскированный Еврей, и Вышел Конь Иной Цвета Огня, и сам Ксаврас. В их глазах он только что свалял дурака.
Смит повернулся и ушел.
Он дошел до опушки леса, и перед ним открылась та же самая котловина, что и вчера вечером, только теперь свет падал с другой стороны, и тени ложились в другую сторону. Он уселся на траву, холодную и мокрую от утренней росы. Его знобило. Внезапно ему захотелось закурить — впервые в жизни Смит почувствовал физический голод никотина. Но, понятное дело, ни одной сигареты у него не было. Он ругнулся и втянул воздух. Потянуло табачным дымом. Айен оглянулся. За ним стоял Выжрын и задумчиво курил.
— Нехорошо вышло.
— Вы все одинаково сошли с ума.
— Я давно уже это подозревал.
Через мгновение Смит расхохотался идиотским смехом.
Выжрын усмехнулся под нос. Подошел, присел на пятки.
— Вы же, наверное, примете благодарность. Только не надо говорить, что не за что, поскольку мне кажется, что моя жизнь чего-то да стоит.
— Это в вас говорит мегаломания, — покачал головой Айен.
— Двести пятьдесят миллионов долларов.
Тут уже рассмеялись оба.
Ксаврас протянул руку.
— Борис. То есть, Антон.
Смит пожал протянутую руку.
— Очень приятно. Что, ожог каким-нибудь боевым газом? — спросил он, указывая подбородком на красную кожу ладоней полковника.
— Это? Нет, это у меня с детства.
У Смита не осталось ни грамма энергии, Выжрын выкачал ее буквально за пару минут; у Айена не было сил злиться на него, проявлять презрение и сопротивляться этим скупым, свежим улыбкам с поморщенного слишком многими ветрами, слишком большим количеством солнца и неизбежных выборов лица. Хватило нескольких слов, нескольких жестов — и желание сопротивляться оставило американца. Он вспомнил диагноз блаженной памяти Шмиги. Свечка. Ее пламя сейчас колебалось в ритм дыхания Ксавраса.
С огромным трудом, но он отвел взгляд от полковника.
— Все-таки, я никак не пойму, — сказал он. — Ну как же он мог быть русским шпионом? Как долго он с вами ходил?
— Почти что с самого начала. Мои люди вытащили его из тюряги во время какой-то политической акции.
— Так что же произошло? Почему сейчас, вот так неожиданно... Нет, это глупо. Ведь он, передавая им координаты для налета, приговаривал к смерти и самого себя, у него не было никаких гарантий, что какой-нибудь осколок не попадет и в него самого. Вед это же лотерея; должно быть, он был самоубийцей.
— Что ж, самоубийцей он был, тут сомневаться нечего. Даже если бы он сегодня меня и убил. Хорошо, даже если и так. Что тогда? Он же прекрасно понимал, что и сам тут же ляжет трупом. У него не было никаких шансов. И тем не менее... Ты пришел вместе с ним. Что он говорил?
— Ничего.
— Не ожидай, будто все поймешь. В настоящей жизни все не так, как в шпионских романах; это, скорее, похоже на игру в кости, чем в шахматы.
— А кто это был, в глухой шапочке? Еврей, или как-то так.
Ксаврас глянул на Смита с каким-то любопытством.
— А Варда вам не рассказывал?
— Абсолютно ничего.
— Ладно. — Выжрын кивнул собственным мыслям. — Тогда полагаюсь на твою честь, что и ты не станешь болтать.
Смит покрылся мурашками. Его честь. Нечто неправдоподобное. Этот человек — все-таки взрослый и понимающий значение высказанных слов — с абсолютной серьезностью ссылается на его честь. Похоже на то, что он и вправду все воспринимает серьезно. Честь чужого человека. Блин, не верится. Ну ладно, вспомни-ка о его договоре с Сетью. Вспомни: четверть миллиарда. Здесь тебе ЕВЗ, тут юристов нет. Придется переставить стрелку собственных мыслей.
