— Красивый, — похвалил дом Лопес.
Охлен поглядел на него как-то странно.
Тут через говорилку отозвался Круэт:
— В дом не заходим.
— Что?
— Мы уже и так повели себя глупо. Так что я никому не разрешаю входить в этот дом. Я отвечаю за вашу безопас…
— Да, знаю.
Охлен открыл дверь.
— Проходите, проходите, — урчал он на кантонском диалекте, обезоруживающе улыбаясь.
Прадуига выругался про себя. Да этот тип от отчаяния готов кончить самоубийством, если не войдем. (Неправда: самоубийство — это смертный грех.)
— Мне очень жаль, Охлен, — сказал он вслух. — Мы не можем туда войти. Во всяком случае, не сейчас.
Улыбка с лица хозяина сползла болезненно медленно. Ведь я этим ранил его, неожиданно для самого себя подумал Прадуига.
— Ладно, — буркнул рыжий. Он даже не спросил, почему гости не могут переступить порог его дома.
— А можно с тобой поговорить? — Лопесу хотелось затереть впечатление, вызванное отказом принять приглашение. — Где-нибудь тут, — махнул он рукой, указывая на стоявшую над прудом беседку. — Хорошо? Ладно?
В это же время Круэт через говорилку отдавал приказы своим сержантам:
— Проверьте эту халупу. Только незаметно.
Калвер с Хо разошлись по сторонам прогулочным шагом.
— Ясное дело, — ответил Охлен. Слишком даже охотно, по мнению Круэта.
В беседке царила тень, приятная прохлада; воздух пах сыростью подземных гротов. Здесь стоял столик и четыре красивых, мастерски вырезанных стула, выглядящих слишком деликатными, чтобы выдержать вес взрослого мужчины. Лопес никак не мог понять, из чего они были изготовлены — то ли из какой-то неизвестной породы дерева (а ведь в здешней эволюции никаких отклонений не было отмечено), то ли из пластмассы.
Именно Круэт был тем, кто сел рядом с Охленом.
— Идиоты, он же не кусается, — буркнул он через говорилку после минутной растерянности, когда все сразу пожелали занять место напротив туземца.
— Ты не сердись, обратился к Охлену Лопес. — Мы не хотели тебя оскорбить. Просто, мы не можем туда войти.
Тот перепугался.
— Да я совсем не сержусь! — энергично начал отрицать он.
— Почему он на все реагирует столь эмоционально? Что ты на это, Януш? Неужто здесь все такие впечатлительные?
— Ничего не знаю. Я только Стрелочник.
— Тебя не удивляет, что мы задаем такие вопросы?
— Нет?
— Ты ожидал нас?
— Да.
— Я же говорил, — заметил через говорилку Круэт. — Как ты думаешь, кто мы такие?
— Гости.
— Ну да, мы твои гости. Ну а кто еще?
— Вы люди. Его гости.
— Кого его?
— Его.
— Ты имеешь в виду Иисуса? Бога?
— Да.
— Так это Он приказал тебе ожидать нас там?
— Нет, нет, нет, — энергично закачал головой Охлен.
— Тогда, откуда ты узнал?
— Знал.
— Откуда?
Охлен был явно дезориентирован.
— Знал, — повторил он на следующем, еще более туманном языке.
— Телепатия? Общественное сознание?
— А почему ты ожидал?
— Чтобы приветствовать вас. Вы же гости.
Лопес вздохнул, признав себя побежденным.
— Выходит, ты должен нас угостить? — фыркнул он.
— Да, — очень серьезно согласился Охлен.
— Только не говори ему, что мы ни черта не понимаем из его слов, иначе у него снова начнется депрессия.
Неожиданно в беседу вмешался Круэт:
— Что ты думаешь о нас и о нашем поведении? — спросил он в лоб, поскольку до него дошло, что здесь не понимают слова "неискренность".
— Мое мнение? Я рад встрече.
— Почему?
— Как это, почему? Не понимаю.
Лопес готов уже был задать следующий вопрос, как Охлен вдруг вскочил с места.
— Прошу извинения, но как раз вернулась моя жена, — сказал он и поспешил к дому.
— На придурка похож, — сказал Целинский. — "Не понимаю, не знаю, да, нет". Дебил, короче.
— А может, сумасшедший? — бросил Круэт.
— Для нас или для них? — фыркнул Лопес.
— Знаю, знаю, — кивнул Целинский. — А вдруг он и вправду местный сумасшедший: живет себе на отшибе, веря, будто Христос не погиб на кресте, и приветствуя каждого встречного словно долгожданного гостя, которого послал ему Бог. Это даже более правдоподобно. Вы обратили внимание: он ничем не интересуется, он как бы над этим; верит, будто то, что себе надумал, существует на самом деле, что мы как раз те, кем бы он желал, чтобы мы были.
— Скорее уже, знает; это уже не вера, а знание. Как ты и сам, впрочем, заметил.