Конечно, у институциональной медлительности имеются исключения. Иногда институты могут поддаваться очень быстрым изменениям. Этому способствуют войны и революции. Когда в июле 1944 года на Бреттон-Вудской конференции было предложено создать Международный валютный фонд, на реализацию этого предложения ушло менее года. Шок от Второй мировой войны и необходимость найти прочную основу для международного сотрудничества послужили толчком для создания многих институтов, таких как Организация Объединенных Наций и Генеральное соглашение по тарифам и торговле.
Это, говоря языком институциональной теории, моменты «прерывистого равновесия»[153]. Но это пояснение лишь подчеркивает масштаб катастрофы, необходимой, чтобы заставить институты меняться быстро. При отсутствии же страшных бедствий они, как правило, развиваются скорее по образу и подобию католической церкви — в противовес быстрому созданию ООН.
* * *
Соедините эти две силы (сложность прогнозирования в экспоненциальную эпоху и медлительность институциональных изменений) — и вы получите все составляющие экспоненциального разрыва. В то время как технологии развиваются, наш бизнес, правительство и социальные нормы остаются почти неизменными. Наше общество не может идти в ногу со временем.
В начале XXI века этот экспоненциальный разрыв был относительно незначительным. Крах Kodak или неспособность Microsoft оценить потенциал раннего интернета были не из тех проблем, что угрожают обществу. В первые годы своего развития компьютерные технологии были изолированной, нишевой индустрией. В те ранние времена, если компания не могла адаптироваться к новой тенденции, последствия были довольно мягкими. Фирмы могли разориться, оставив клиентов с неработающими продуктами, а бывших сотрудников — с приятными (или не очень) воспоминаниями. Но это был не конец света.
Однако, после того как мы вступили в экспоненциальную эпоху, разрыв стал более существенной проблемой. В начале 2020-х годов экспоненциальные технологии приобрели системное значение. Любая услуга, к которой мы обращаемся, будь то в самой богатой или самой бедной стране, скорее всего, будет оказываться через смартфон. Каждое взаимодействие с компанией или государством осуществляется (или вскоре будет осуществляться) с помощью программного обеспечения, работающего на основе алгоритма машинного обучения. Услуги образования и здравоохранения все чаще обеспечиваются технологиями с использованием искусственного интеллекта. Промышленные товары, будь то бытовая техника или дома, вскоре будут производиться с помощью 3D-принтеров. Экспоненциальные технологии становятся инструментом, посредством которого мы взаимодействуем друг с другом, государством и экономикой.
Для людей и компаний, которые понимают этот сдвиг, экспоненциальный разрыв создает огромные возможности. Те, кто используют силу экспоненциальности, добьются гораздо больших успехов, чем те, кто этого не сделают. Речь идет не только о личном обогащении. Общественные правила и нормы формируются технологиями времени, и те, кто разрабатывают важнейшие из них, получают шанс определить, как мы все будем жить. Таких людей меньшинство. Мы являемся свидетелями возникновения двухуровневого общества — тех, кто использовал возможности новых технологий, и тех, кто этого не сделал.
Что же следует делать? Если вернуться к нашему графику экспоненциального разрыва (см. рис. 5), станет ясно, что существуют два потенциальных способа остановить отставание социальных институтов.
С одной стороны, мы можем сократить разрыв, замедлив рост верхней линии. Но это нелегко. Более того, ускорение уже заложено в структуру экономики. Как мы видели в главе 2, процесс совершенствования и ускорения технологий нельзя контролировать сверху. Он возникает из потребностей отдельных компаний и удовлетворяется коалицией игроков в масштабах всей экономики. Вирусолог выигрывает от более быстрого геномного анализа, поэтому ищет более совершенную электрохимию, более скоростные процессоры и более доступные хранилища для геномных данных. Домовладельцу нужны более эффективные солнечные батареи, фермеру — улучшенные методы удобрения. Экспоненциальная эпоха — почти неизбежное следствие человеческих амбиций.
