Впрочем, в контексте данного разговора слово «интерес» определенно лишнее. В рецензиях часто приходится писать тот или иной вариант фразы «в книге ничего не происходит». Обычно это все-таки до той или иной степени гипербола, так как где-то что-то всегда происходит. Но только не в данном случае — в книге Данилова не происходит ничего буквально. Автор книги, он же ее герой, двенадцать раз прибывает в город Брянск, ходит по его улицам, ездит в окрестности — и все. По-видимому, идеей этого мероприятия было сведение человеческого сознания к функции видеорегистратора, так как герой книги даже не думает в процессе, гм, познания: в лучшем случае его размышления сводятся к тому, не рано ли он сегодня встал и не нужно ли было поставить будильник. Вероятно, есть на свете люди, способные часами увлеченно смотреть запись камеры видеонаблюдения, но, полагаю, даже они не станут настаивать на художественной ценности этого занятия.
Так вот, чтение книги Данилова не обладает ни познавательной, ни медитативной ценностью; в процессе его интеллект не нагружается вообще никак и постепенно начинает слегка похрапывать. В детстве я, помню, страшно жалел тетушек, которые сидели в стеклянном стакане перед эскалатором: мне казалось, что от такой работы — восемь часов в день смотреть на поток прохожих — можно осатанеть и свихнуться. Оказалось, что можно не только не свихнуться, но даже писать на эту тему пространные тексты — достаточно обладать устойчивой психикой. Больше, собственно, не требуется ничего, так как в книге нет ни намека на сюжет и драматургию, нет ни пропорций, ни языковой работы — ничего, кроме весьма простого метода и, прошу прощения за повтор, методичности его применения. Я понимаю, что развитой человек в подобной ситуации обязан книгу непременно похвалить — шутки шутками, а модернистское представление о том, что настоящая литература меньше всего похожа на нормальную увлекательную литературу, живо до сих пор; и Данилова, разумеется, хвалят. В одной из рецензий (на другую его книгу) мне довелось читать, что бессобытийная, тусклая, ровная эта проза открывает-де читателю глаза на тот факт, что жизнь человека состоит из ритуалов; почему-то это соображение рецензент приводил в качестве оправдания текстов Данилова — то есть, если выражаться по-сетевому, «как будто это что-то хорошее». Между тем всякий, кто пытался хоть раз читать эзотерические книги с описаниями ритуалов, знает, какая это унылая, скучая и тавтологичная техническая литература: а ведь там люди хотя бы заняты тем, что вызывают сатану; Данилов же просто ходит по городу.
В финале автор сообщает нам, что у него все получилось и город ему полюбить удалось. Когда Гунька указал Незнайке, что нарисованный им портрет не похож на оригинал, тот недолго думая под портретом подписал «Гунька»; то же самое делает и Данилов: так как из его статичного, абсолютно не эволюционирующего текста заключить, что у автора к городу хоть как-то изменилось отношение, нельзя — автор быстро, финальной припиской, заверяет нас в этом. Мы ему, разумеется, верим — нам, собственно, лучше верить, чем нет: на качество текста это никак не влияет, но сознавать, что над тобой поиздевался приличный человек, а не какой-то вахлак-постмодернист, безусловно, приятно.
