Впрочем, и когда война бушевала в Сталинграде, думы о Сталине не сказать чтобы были главными в смертном противостоянии. Это скорее на Гитлера производило магическое действие, что судьба назначила местом решающей битвы город, носящий имя самого Сталина. Может быть, это действовало на солдат Паулюса, но на красноармейцев Чуйкова — не слишком. «За Волгой для нас земли нет» — эта фраза тогда еще вошла в хрестоматии, «Отстоим город, носящий имя товарища Сталина!» — в хрестоматиях не отмечено. С тем же упорством дрались бы и под Саратовом, если бы немец нанес удар севернее. Все понимали, что дело не в топониме, а в Волге, куда немец рвется и куда его пустить невозможно.
Еще при Брежневе это понимали. Цель — остановить любой ценой уже, казалось, ничем не остановимого немца, и уж не до Сталина тут. Именно поэтому спустя несколько лет после переименования города воздвигли мемориал на Мамаевом кургане, ибо не в названии было дело. Тем более странно, что теперь молодая поросль государственников прониклась мироощущением Гитлера, видевшего в слове «Сталинград» магию имени Сталин. Ее не было даже в самые тяжкие дни 1942 года, тем труднее искать ее в 2013 году.
