Вскоре Ешу получил подтверждение своим догадкам в Снах. Сны были неясны и туманны, словно непонятные намеки непонятно на что. Ешу просыпался после Сна очень рано и долго лежал, пытаясь осмыслить сон, понять, на что и, главное кто намекает. Он стал задумчив и невесел. Детские игры больше не занимали его. Он часто уходил на реку и часами сидел, глядя на воду. Однажды отец сказал, что не пора ли ему помогать в поле, близится уборка урожая и одному ему не управиться, а у матери полно работы по дому. Ешу молча посмотрел на него и отец опустил глаза, пробормотал что-то и ушел. Однако Ешу вскоре поднялся и побрел за ним. С тех пор он стал не просто помогать, он стал работать в поле как взрослый, изматывая себя трудом так, что отцу приходилось часто осаживать его, чтобы не надорвался.
Сны продолжались. С каждым годом они становились все более осмысленными, намеки - все более явными, и в день своего семнадцатилетия Ешу понял, кто он такой... Это было как удар. Он проснулся и долго лежал с открытыми глазами. Занималось утро. Запели птицы в саду. Отец тяжело заворочался за перегородкой и затих. Ешу тихо встал, набросил на себя одежду, одел сандалии и вышел из дому. Он брел наугад, не разбирая дороги, пока не вышел к реке. Сел на берегу.
Это неправда. Это не могло быть правдой. Это же просто сон, обыкновенный сон, что это он себе вообразил. Лезут же глупости в голову. Он пытался загнать как можно глубже мысль о том, что это вовсе не глупости, но она никак не хотела прятаться, все время всплывая на поверхность. Он пытался бороться с ней, но это было выше его сил. Но поверить он все-таки не мог. Доказательств - вот что требовало все его существо. Доказательств! Доказательств не было, следовательно надо было добыть контрдоказательства, опровергнуть Сны, убедить себя в том, что он ничем не отличается от остальных людей. Если Сны говорят правду, значит он может сотворить чудо. Вот! Чуда! - потребовал он от себя. Вот река. Встань и пойди по воде. Люди не могут ходить по воде. А ты пойди! Он встал, постоял и снова сел. Бред! Вздор! Не пойти ему по воде, ведь он не верит, что можно пойти по воде как по земной тверди, значит у него не получится пойти по воде. Ну и что? А если поверить? Если изо всех сил захотеть? Он закрыл глаза и принялся убеждать себя, что вода тверда, что она выдержит его, что он сможет, что у него получится, и когда ему показалось, что он убедил себя, что вода действительно тверда, он снова встал и сделал несколько шагов. Однако решимость его вдруг быстро ослабела. Он понял, что боится. Боится того, что Сны сказали правду, боится получить доказательство своей исключительности, своего нечеловеческого происхождения. Он тряхнул головой, упрямо заставляя себя побороть страх, снова закрыл глаза и пошел к воде, повторяя про себя: вода тверда... вода тверда... вода тверда...
Вода показалась ему ледяной. Он вздрогнул, пошел дальше, зашел в воду по колено и засмеялся. Вода была как вода, она омывала ноги, шевелила мелкие камешки и совершенно не могла выдержать его. Он наклонился, погрузил в воду руки, умыл лицо и снова засмеялся. Неправда... Это всего лишь сны. Всего лишь сны. Внезапно он поймал себя на том, что разочарован и снова засмеялся. Надо же! Оказывается, ему в глубине души хотелось, чтобы это оказалось правдой. Он еще раз умыл лицо и пошел домой.
* * *
Сны продолжались. Теперь он стал видеть их все чаще и чаще. В Снах он стал покидать землю и видел своего истинного Отца и истинную Мать и говорил с ними. Он стал осознавать себя таким, каким был до рождения. Теперь, бодрствуя, он с горькой улыбкой вспоминал свою первую попытку сотворить чудо, и понимал, что стоит ему только снова захотеть и он сможет пойти по воде, полететь как птица и сделать еще много такого, что недоступно человеку. И еще его наполняла любовь. Любовь ко всем и ко всему. Он любил людей. Он любил богатых и спесивых торговцев, лавочников, чужеземных солдат и их командиров, священников, хлеборобов, пекарей, нищих - оборванных и покрытых незаживающими ранами и струпьями, проституток, воров с отрубленными руками, грабителей, подонков, убийц, растлителей, бездельников, пьяниц, бедняков, зажиточных крестьян - всех без исключения. Он любил птиц, зверей, деревья, траву, ветер, дождь, солнце, небо, облака. Эта любовь переполняла его, просилась наружу, ему одному было трудно сдерживать ее внутри, но он понимал, что время еще не пришло, что он еще молод, что люди не станут его слушать, пока он не достигнет возраста проповедника, когда к нему потянутся души страждущих.
