– Гимнастка значит? – удивился Левиафан. – Ну, так это же прекрасно! Это многое объясняет! Особенно то, почему тебе так тяжело ломать кости и твои бесподобные шедевры в постели.
Он пробежался пальцами по ее колену и уткнулся носом в ключицу. Рука бесцеремонно потянулась к молнии на кофте, в то время. Медленное жужжание молнии и растущая страсть. Она завладела им настолько сильно, что он боялся переломать и разорвать ее маленькое тело в руках.
Лилит улыбнулась уголком губ и резко вскочила с колен, и неодобрительно посмотрела на растерянного вампира.
– Даже не думай, – строго сказала она, и погрозила пальцем.
Левиафан слегка опешил на некоторое время. Разгоряченный страстью, взбудораженный желанием и покоренный похотью, он яростно смотрел на нее, ничего не понимая.
– Это еще почему? – прищурился он, пристально смотря на девушку.
Она молча, с едва заметной улыбкой, застегивала молнию, и этот звук для вампира был хуже, чем звуки апокалипсиса. Левиафана всего затрясло.
– Потому что я не хочу! – со всей серьезностью заявила Лилит и пошла на выход.
Левиафан вскочил и захлопнул дверь у нее перед носом, прижав ее к деревянной поверхности.
– Ты что, с ума сошла? Ты не можешь бросить меня в таком состоянии! – жалобно взмолился он, копошась носом у нее в волосах, жадно вдыхая аромат.
Желание уже просто обуревало его. Но Лилит решила отдаться не ему, а мести.
– Неужели? Холодная вода сзади тебя, иди, окунись! – Лилит с наслаждением разглядывала перед собой деревянную дверь, распростертые пальцы и ладонь вампира на ее поверхности.
– Милая… Милая, ты врешь, ты специально так говоришь… Это страшная месть за что-то, не очень понимаю за что, но… Я тебя не отпущу! – зашептал Левиафан ей на ухо, прикасаясь губами к виску.
– Ты пойдешь против моей воли? Хочешь, чтобы я тебя возненавидела? Тебе давно уже пора научится держать себя в руках, тебе сколько лет-то! А ведешь себя, как пятнадцатилетний мальчишка!
– Лилит! Я еще не желал так ни одну женщину за все мои годы, так что у меня дебют! Еще ни одна женщина не вызывала во мне такую лавину эмоций, которую я, конечно же, могу контролировать, но я не хочу этого делать!
Лилит улыбнулась, насаждаясь ситуацией, трепещущим сзади вампиром и своей местью.
– Господи, какие же вы все-таки ничтожные, мужчины, когда есть возможность близости с женщиной! Неважно, сколько вам лет двадцать, тридцать, четыреста восемьдесят шесть, мы все равно имеем над вами страшную и сильную власть, судя по всему она вам еще и нравится, так ведь? – Лилит обернулась к нему и гордо вскинула голову, впиваясь глазами в улыбку вампира.
– Самое страшное, это когда желанная женщина начинает понимать, что теперь она может манипулировать и стать высокомерной стервой, как делаешь ты, милая. Только вы, милые дамы, забываетесь! – вампир усмехнулся, и молния снова поползла вниз, обнажая нежную ключицу. – Вы играетесь и провоцируете мужчин, думая, что вам все можно… Но мы-то сильнее… Понимаешь, милая? А вы любите силу…
Вампир так нежно обцеловывал шею, надеясь, что девушка смилуется и позволит ему приблизиться. И ей, безусловно, были приятны эти ласковые старания и она почти поддалась, но эго взыграло внутри. Лилит уперлась руками ему в грудь и отпихнула от себя.
– Нет! – твердо и настойчиво сказала она, нащупывая дверную ручку. – И даже не думай воспользоваться своей силой, я тебя никогда не прощу!
Лилит вышла из ванной, громко хлопнув за собой дверью, оставив Левиафана одного. Его скрутило пополам так, словно мячом попали в пах, или начались сильные колики в животе, лицо исказилось злостью и негодованием. Ему просто хотелось выть.
Желание дергало его как марионетку, только вместо нитей проходили длинные и тонкие, оголенные нервы, как провода. Пальцы на руках и ногах сводило от злости. В тот момент ему хотелось убить ее, разорвать на части и разбросать по дому. Ему хотелось взорвать ее и скормить останки собакам. Под коленной чашечкой все аж свербело, казалось, что ноги выворачивало наизнанку. Он не услышал нотки «да» в ее категорическом «нет», и он не мог преступить через «нет», наплевав на ее желание, хоть и знал, что оно у нее есть. Левиафан, не раздеваясь, прыгнул в ванную и встал под холодный душ, пытаясь затушить страстный, пылающий огонь внутри себя. Ему казалось, что ледяная вода, как сотни тысяч ножей, втыкалась в кожу, забирая себе частичку умирающего огня, а злость оставалась внутри. Он слегка высунул голову из-под душа и засунул в рот сигарету. Желтый фильтр тут же намок от прикосновения мокрых губ, а сама сигарета покрылась серо-влажными пятнами.
