Самое настоящее логово чародея.
И дело было даже не столько в медной небесной сфере, уменьшенном скелете небосвода: такая могла быть у любого шарлатана; и не в двух пергаментного цвета глобусах, которые стояли бок о бок как две концепции мироздания, и не в градуированных астрономических приборах, чье назначение Уиллу было неизвестно, но выглядели они куда волшебнее, чем любой lignum vitae. Дело было не в дикой смеси предметов привычных и экзотических: желтозубый череп (sal cranii humani), самоцветы, кристаллы, кусочки разноцветного стекла в глиняных мисках, или разложенные по столам, или подвешенные возле окон, чтобы окрашивать в разные цвета свет солнца; и не в прошитых бечевой рукописях, не в листах бумаги, исписанных на трех или четырех языках и разложенных, развешанных повсюду, словно бы для того, чтобы напоминать доктору Ди об открытых им тайнах, о которых он в противном случае мог забыть; дело было во всех этих вещах вместе взятых, да еще и отразившихся в большом выпуклом зеркале на стене, плюс черный кот, который как раз обнюхивал на столе остатки ужина (голубиные косточки и сырную корку), да еще метелка из перьев торчала из кармана повешенной на гвоздике мантии, как нелепая взъерошенная птица.
Но прежде всего поражали книги; он в жизни не видал, чтобы в одном месте разом было столько книг: книги в высоких шкафах, книги, стопками наваленные по углам, книги, устало привалившиеся друг к другу на полках, книги в переплетах и без переплетов, и в этой комнате, и в коридоре, ведущем в другую комнату, также до самого потолка увешанную книжными полками; открытые книги лежали поверх других открытых книг на столах и на стульях. В доме своих родственников, Арденов, Уилл тоже видел большое собрание книг, аж несколько дюжин: накрепко запертые в шкафах, умолкшие, казалось, навсегда. Но здесь их были сотни, а может и тысячи, и он почти успел убедить себя в том, что слышит, как они перешептываются между собой, пересказывая друг другу заключенные в них тайны.
Доктор Ди услышал, как шаги Уилла сбились с ритма и смолкли, и вернулся из ведущего в другую комнату коридора.
«Ты книгочей?»
Уилл не знал, что ему на это ответить, а потому смолчал.
«Здесь есть книги, которые могли бы пригодиться актеру, — сказал доктор Ди. — У меня есть Эсхил, Еврипид. Ты читаешь по-гречески? Нет. Что ж, здесь есть и книги по истории, Леленд и Полидор. Еще я купил новую хронику Холиншеда, только ее еще не успели мне доставить. Плутарх, в переводе Норта. Весьма занятные истории».
«И вы их все читали?» — спросил Уилл шепотом, но голос сорвался.
Доктор Ди приспустил свои странные очки на кончик носа и улыбнулся поверх стекол.
«Если хочешь, — сказал он, — можешь приходить сюда и копаться в них сколько влезет. Которые понравятся — прочтешь. Сюда много кто ходил, у каждого свой интерес. Забавные сюжеты. История. Наука».
Он помолчал немного, ожидая от мальчика хоть какого-то ответа, Благодарствуйте, сэр, пусть даже из чистой вежливости, но Уилл стоял и молча смотрел на него.
«Ну, что ж, проходи, — сказал он, — и расскажи, чего хочет от меня мой друг Бербедж. Проходи».
Он проводил Уилла из комнаты и через путаницу коридоров провел его в исполненную разнообразнейших запахов кладовую, где стояли кувшины и бутылки, реторты и перегонные кубы, похожие на больших жирных птиц, колбы под пробками, пустые и полные; а потом пропустил его перед собой и втолкнул сквозь занавешенную тяжелым пологом дверь в комнату с заложенными ставнями окнами, где на столе горела одинокая свеча.
«Проходи, — сказал он. — Так что же привело вас ко мне, сэр?»
Уилл, как мог, сбиваясь и путаясь, объяснил, чего хочет Бербедж, насчет медных сосудов, про которые он, честно говоря, и сам не очень понял; доктор Ди кивал и время от времени делал горлом хмыкающий звук, продолжая при этом заниматься какой-то своей работой, которая, с точки зрения Уилла, наверняка имела самое непосредственное отношение к чернокнижничеству.
«Чтобы отражать, возвращать голос, сэр, через эти, как их…»
«Мм. Мм-хм».
Он развернул кусок черного бархата и вынул их него тонкую и темную металлическую пластину, аккуратно прихватив ее за углы. И тут же опустил ее в маленькую ванночку, залитую почти под край какой-то жидкостью; пластина погрузилась на дно и стала коричневой, потом красновато-коричневой. Доктор Ди стал внимательно вглядываться в нее. На поверхности пластины стали появляться черные пятна, понемногу проступая и сливаясь в некие слитные формы.
