— Весной, — произнес он так, словно уже наполовину уснул. — Весной. Поедешь и посмотришь.
— Каждый из этих двенадцати знаков, — говорила Вэл Бо Брахману, неловко присев на корточки у него на полу и изнемогая от желания закурить, — каждый из них можно подытожить, свести к одному-единственному слову.
— К одному слову? — повторил Бо, подперев рукой голову и улыбаясь.
— Ну, я хочу сказать, к одному глаголу со словом «я». Вроде «я могу» или «я делаю что-нибудь». У каждого знака есть такое слово, которое как бы выражает его суть.
— Ага, — сказал Бо. — Примерно как…
— Примерно как то, что я сейчас собираюсь тебе сказать, — перебила Вэл.
В тот слякотный январский день ее привезла в Откос Роузи Мучо, она предоставила Вэл возможность сделать необходимые визиты, пока сама занималась делами с Аланом Баттерманом, своими и делами Бони, а потом они с Вэл собирались отправиться вместе в «Вулкан» в Каскадии и поглощать тарелками пикантные кушанья южных морей и пить май-тай [80] в зале с бисерными занавесками на входе, пока Роузи будет вываливать на Вэл свои беды и победы.
— Овен, — продолжала она. — Первый знак. Овен говорит Я есть. Это первый знак, понятно, самый юный из всех. Затем Телец. Телец говорит Я хочу. Материальные желания, понимаешь, очень сильны в Тельце. Уловил мысль? Близнецы. Близнецы говорят…
Она вдруг искоса посмотрела на Бо и укоризненно подняла палец.
— Ты не слушаешь, — произнесла она с упреком.
— Я слышу тебя, Вэл, — сказал Бо. — Я слышу тебя.
— Я знаю, ты думаешь, что все это чушь собачья.
— Нет, я просто думаю, что…
— Ты считаешь все это огромной тюрьмой. Ты и маме сказал до же самое.
— Я знаю, что это большая тюрьма и есть. Судьба. Звезды. Знаки. Дома. Словечки и глаголы.
Все, что ты говоришь, Вэл, и все, что с этим связано, означает — Ты на это обречен. Но я не обречен. Существует понятие для всего, с чем ты работаешь: Heimarmene. Это греческое слово. Оно означает предопределение, или судьбу, но оно же означает и тюрьму. Дело не только в том, чтобы понять, где находишься — какой у тебя знак и какая у тебя в данный момент участь, — а в том, чтобы пробиться через нее, прорваться через сферы, которые тебя сковывают. — Он так разгорячился, что даже разогнул скрещенные ноги и встал. — Во мне содержатся все эти двенадцать знаков, Вэл. Во мне есть все эти глаголы. Все эти семь планет, а может восемь или девять.
Они все мои. Если я захочу стать Тельцом, я стану им, захочу — Львом или Скорпионом. Я не обязан отбывать все двенадцать в бесконечной последовательности жизней. Это то, чего они хотят, — он указал вверх. — Но это не так.
— Они? — переспросила Вэл.
Продолжая улыбаться, Бо тихонько приложил палец к губам. Тише…
— Ну ты и дурень, — умилилась Вэл и расхохоталась. — Ну ты и псих.
— Послушай-ка, — сказал Бо, которому в голову пришла идея. — Ты случайно не собираешься сегодня в банк? Тот, что на Бриджес-стрит, это же твой? Это я к тому, что не могла бы ты заплатить заодно и по нашему вкладу? А то у нас тут на руках все эти январские счета…
— Козерог, — сказала Вэл, нацелив на него палец Я имею.
На крыльце снаружи раздались тяжелые шаги, и кто то попытался открыть дверь. Бо и Вэл с недоумением слушали, как этот некто попробовал вставить ключ в замок но не смог, выругался и стал заглядывать внутрь через маленькое заиндевевшее оконце в двери, приставив к нему ладонь козырьком.
— Войдите, — помедлив, крикнул Бо. — Незаперто.
Еще несколько неловких движений, и вот большой мужчина в длинном — перец с солью — пальто уже стоит на коврике у двери, мокрый и смущенный, глядя то на одного из них, то на другого. Что-то в нем напоминает (решила Вэл) Гэри Меррилла [81], тип тот же, только незавершенный. Неплох. Стрелец, решила она почти мгновенно. Определенно Стрелец.
— Извините, — сказал он. — Я думал, дом пустует. Мне сказали, что здесь не живут.
— Ан нет, — сказал Бо.
— Сдается?
— Квартира? Нет. — Он отрицательно помахал рукой. — Она моя.
— Это Кленовая, двадцать один?
— Нет. Это четная сторона. Дом восемнадцать. Двадцать один как раз напротив.
— Ой, простите.
Извините, пожалуйста.