От неожиданности Ефим смутился.
- Спасибо, друзья, спасибо, куда мне столько? Давайте все поделим по-солдатски, по-братски.
- Да что ты, сержант, ни к чему это, - поглядев на обще-житейцев, как бы спрашивая их согласия, сказал старшина.
- Факт, ни к чему, - донеслось вразнобой.
- Нет-нет, не возражайте, - настаивал Ефим, - я завтра новые карточки получу. Он вынул из мешочка копченую колбасу, кусок американского сыра, консервы. - Вот, старшина, дели. Это по твоей части...
- Ну, так и быть! - отозвался с удовольствием старшина. - Делить на пайки ни к чему, не фронт. Нарежу, открою банки и - ешь, братва! Кое-что и у нас найдется!
Невесть откуда появились на столе две бутылки «горючего», и пошел пир горой!.. Славно отпраздновали возвращение Ефима. Кто-то запел фронтовую: «В кармане маленьком моем есть карточка твоя...» И все дружно подхватили: «Так значит, мы всегда вдвоем, моя любимая!»
Хорошо было на душе у чуть захмелевшего Ефима. Среди этих, в общем-то, чужих людей, чувствовал он себя будто в родной семье, небогатой, но дружной и доброй.
Следующий день начался для него с посещения карточного бюро. Одному Богу известно, как ему не хотелось туда идти. «Не сцепиться бы опять с Яшкой, — думал он с тревогой, — ну его ко всем...»
Но карточки получать надо. Без них — ни шагу.
К Яшке-кровопийце он все-таки не пошел, обратился к инспекторам из Яшкиного штата.
- Здравствуйте, - сказал негромко, войдя в небольшую комнату, - я - Сегал, из инструментального...
Все четыре женщины, сидевшие за конторскими столиками, как по команде бросили работу и уставились на него. Некоторое время они разглядывали Ефима с повышенным интересом, потом вернулись к своим делам. Инспектор, средних лет женщина, выдала ему карточки, заботливо, по-матерински предупредила:
- Не теряйте больше, это - жизнь...
Он смущенно поблагодарил, торопливо вышел.
Так... Карточки в кармане... А что ждет его в цехе, чем там обернется для него стычка с Яшкой - вопрос!.. Уголовного наказания он избежал. А как с административным?.. Он вознамерился было из карточного бюро направиться к цеховому начальству, но передумал: кончится больничный лист - тогда и пойду, хорошее на закуску... Так куда же теперь? Можно съездить в домоуправление по довоенному месту жительства - должны же вернуть ему комнату!.. Нет, пожалуй, и с этим благоразумнее повременить: верный скандал. Успеется.
Ефим стоял на людном тротуаре, рассеянно скользил глазами по прохожим. Нечаянно взгляд его остановился на молодой женщине, светловолосой, стройной. Чем-то она напомнила ему Клаву, его Клаву... На душе словно кошки заскребли... Вот было бы чудо, если бы он сейчас с ней встретился! Где она? Как живет?.. Да жива ли вообще? Может быть, она по-прежнему во Владимире, а возможно... Постой, постой!.. Ефим вдруг припомнил: она рассказывала, что до войны жила в Москве, работала в научно-исследовательском институте, он не запомнил, в каком именно. В октябре сорок первого институт эвакуировался на восток, а она, уже получившая похоронку на мужа, переселилась с маленькой дочкой на родину, во Владимир, к родителям. «Вот как я очутилась здесь, - рассказывала Клава, - но в Москву вернусь обязательно». «Может, уже вернулась, - с надеждой подумал Ефим. - А если вернулась, где живет? Попытаться узнать через адресный стол?..»
Минут через сорок он держал в слегка дрожащих руках маленький розоватый листок с адресом Клавдии Петровны Серегиной!..
Это был старый пятиэтажный дом на старинной московской улице. Ефим вошел в просторный подъезд. Квартира, указанная в справке, находилась на одном из верхних этажей. Он поднимался по широким и пологим лестничным маршам. От волнения чуть задыхался. Вот, наконец, и нужная ему квартира. На высокой коричневой двери - несколько почтовых ящиков, табличка с фамилиями жильцов, против каждой - цифры: кому сколько раз звонить.
Ефим трижды прочел список, но фамилии «Серегина» не обнаружил. Еще раз заглянул в справку: нет, он не ошибся ни домом, ни номером квартиры. В чем же дело?.. Наугад два раза нажал кнопку звонка. В квартире послышались шаркающие шаги. Дверь открыл седой, опрятный старик.
