— Писательством, дурень ты этакий. Правда, тебе это необходимо. Ты пишешь превосходные благодарственные письма.
— А может быть, у тебя найдется для него работа, отец, — в качестве персонального подхалима? — предлагает Уортхог.
— Журналистика — вот к чему тебе нужно стремиться.
— Вы так считаете?
— А почему ты так испугался?
— Нет, не в том дело, просто… Мне кажется, эта работа из тех, на которые действительно трудно попасть.
— В отличие от инвестиционных банков? — говорит Уортхог.
— Я хочу сказать, что для этого нужно было регулярно заниматься верховой ездой в районе Айсис и Чаруэлл, чтобы завязать как можно больше нужных знакомств.
— Если тебе нужны знакомства, то я с тобой поделюсь — у меня их тьма, — говорит Уортхог-старший.
— Это очень щедро с вашей стороны, но… разве не нужно к таким вещам чувствовать призвание? Придется мне, скажем, писать автобиографию. Получится какая-то чушь, если я, скажем, напишу: «Значит, так. Накачался я как-то „белыми леди“ у своего приятеля, и тут мне его старик говорит, что я пишу очень милые благодарственные письма, ну и смотрите, чем это кончилось в итоге!»
Иногда я печально вспоминаю свою жизнь и думаю: если бы открылась возможность начать все сначала, я прожил бы ее гораздо лучше.
Это относится и к тому году, когда я не учился (работал), а отправился на остров Спеце, где вы меня сейчас и найдете распростертым на пляжном полотенце под августовским солнцем в очках «рэй-бэн» и с полагающимся экземпляром «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Мне двадцать два года, и будущее кажется таким же прекрасным, как моя золотистая кожа. У меня отличное здоровье, мое тело находится в пике физической формы, я закончил учебу и получил хороший диплом, у меня нет финансовых обязательств, родители любят меня, и я могу заниматься черт-те чем, пока не надоест, потому что впервые в жизни я свободен.
Но, развалившись на купальном полотенце под идеально голубым небом, я не могу позволить себе подумать о том, как я счастлив, что развалился на купальном полотенце под идеально голубым небом, потому что в голову мне постоянно лезут неприятные посторонние мысли, которые часто не помнишь, когда по прошествии лет оглядываешься на свою золотую юность и сожалеешь, что не насладился ею дольше.
Прежде всего мешает неясное общее болезненное чувство протестантской вины: понимаешь, что все это должно кончиться, и лучше бы поскорее, потому что впереди много работы.
Затем сам Спеце. Я попал сюда, поскольку этот остров описан Джоном Фаулзом в «Волхве». Поэтому я рассчитывал найти здесь нечто таинственное и неиспорченное: крохотные белые домики возрастом не менее ста лет, живописную гавань с грубоватыми рыбаками-греками в выкрашенных в яркие цвета лодках и каких-то фантастических колдунов-миллионеров, которые приглашают тебя к себе в дом, и ты сталкиваешься там с таинственными прекрасными женщинами и видишь странные миражи с фашистскими солдатами.
Но Спеце оказался не таков. Это свалка для туристских групп. Я ужасно зол на свой справочник «Lonely Planet», который не постарался сделать это более ясным и не помог попасть на какой-нибудь из десятков других островов, которые до сих пор таинственны и не испорчены, где стоят крохотные белые домики возрастом не менее ста лет, и т. п. Я могу их все представить в своем воображении плывущими в винноцветных морях, дразнящими своей нетронутой прелестью. И всех людей, отправившихся туда и поздравляющих себя с тем, что у них хватило ума не поехать на Спеце.
Все дело в деньгах, конечно. О них нельзя забывать. Их не так много, и чем дольше здесь живешь, тем меньше их остается. Если не пытаться как-то подработать, но на той работе, которую ты мог бы делать — посудомойщика, официанта, сборщика винограда, — в таком месте, как Греция, ты не заработаешь ничего. Поэтому разговоры о том, что ты мог бы прожить здесь сколько хочешь, это, в сущности, чепуха.
Да и зачем вообще оставаться здесь дольше? Особого удовольствия ты не испытываешь. Не умеешь. Что ты, например, сделал, придя на пляж? Расположился рядом с молодой красоткой и попытался увлечь ее разговором? Нет, конечно. Слишком боялся. Ты ушел и уселся в километре от всех остальных, так что некого даже было попросить намазать кремом те места, куда тебе самому не достать. В результате ты теперь немного обгорел и вынужден прикрывать сгоревшие места футболкой. И будешь теперь делать это каждый день, лишив себя прекрасного, ровного загара, о котором всегда так мечтал, а такой благоприятной возможности приобрести его, возможно, больше никогда не представится.
