Необходимо внести ясность в то, о чем здесь идет речь. Не знаю, как вы, но когда я читаю выражение «девушка-тинейджер», то немедленно представляю себе голубые глаза, высокие скулы, торчащие груди, гибкие загорелые ноги, растущие из-под мышек, но эти две не вполне подходят под такой тип. Это просто миловидные девушки-англичанки, принадлежащие к высшему классу.
Это некоторым образом осложняет положение. Если бы они были совершенно не из моей весовой категории, я бы так не усердствовал. Но в данном случае я стараюсь изо всех сил.
Например, в обед я решаю, что неплохо бы удивить их своими кулинарными способностями. Ничего сверхсложного, простое спагетти all’amatriciana с зеленым салатом, но всем понравилось, и Антония спрашивает, как я это приготовил.
Я рассказываю ей, что нужно поджарить чили с чесноком, чтобы раскрыть его аромат, что хорошо взять панчетту, но можно обойтись и беконом, закопченным по вкусу, хотя гурманы настаивают на зелени, и что обычно я откладываю бекон или панчетту, когда они готовы, и только в конце выкладываю их вместе с помидорами, иначе все станет сырым, и что это одно из тех полезных блюд из макарон, в которых не нужен пармезан, потому что и без него получается вкусно.
Все это время, пока мы сидим под виноградной лозой при свете полной луны чудесным летним прованским вечером, девушки кажутся мне вполне заинтересованными — как будто внезапно они обнаружили, что я существую.
Потом возникает небольшая заминка, которую Беатрис пытается заполнить словами: «Твой соус к салату тоже прекрасен. Как ты его делаешь?»
И я объясняю — вероятно, слишком детально, потому что в середине моего рассказа Антония рассеянно крутит головой в поисках чирикающей где-то рядом цикады, и хотя я обрываю себя со словами «вот так примерно», Маркус продолжает мучение, добавляя: «Да. Когда мы жили вместе в Оксфорде — пятеро парней, и Джош был у нас поваром, — все наши матери стали жаловаться, что у нас совершенно изменились пристрастия в еде, потому что Джош готовил значительно лучше, чем они».
Я пытаюсь скорее похоронить эту тему:
— Ну, никаких деликатесов. Просто жареное или тушеное мясо и запеканки.
— Вообще-то здорово, когда мужчина умеет готовить, — говорит Антония.
— Да, это приятное разнообразие, — говорит Беатрис, глядя на Маркуса. — Готова поспорить, что ты не сможешь даже блин перевернуть.
— Совершенно верно, — соглашается Маркус, — абсолютно безнадежен.
Похоже, что мои лавры превращаются в прах, потому что девушки явно решили, что мой интерес к кулинарии очень мил, но я могу засунуть его себе в задницу, потому что это не занятие для настоящего мужчины. Настоящий мужчина должен делать то, чем занимался Маркус, пока я возился на кухне: слоняться по двору со стаканом кира и сигаретой, нисколько не смущаясь, петь своим скрипучим голосом песни под гитару, смешить их и заставлять еще сильнее желать переспать с ним, к чему они уже были готовы. А что я — педик с кулинарными наклонностями.
Но могло быть и хуже. Во всяком случае, обе они сейчас со мной разговаривают, привыкают к выпивке и ведут себя менее сдержанно, чем днем. А позднее, когда я больше рассказываю им о своей работе, их интерес снова растет. Особенно когда я начинаю говорить — замечаю, как Маркус вращает глазами — обо всех знаменитостях, с которыми встречался, и описываю, каковы они в реальной жизни.
— Это побьет рассказы об Алжире, — говорит Маркус, который совсем недавно оттуда вернулся и, очевидно, горит желанием рассказать историю о том, как на восточном базаре за ним погналась толпа сторонников ФИС и, размахивая кинжалами, загнала его в какой-то тупик, и лишь в последний момент некая добрая душа спасла его, затащив в дверной проем.
К несчастью для Маркуса, девушки не очень интересуются Алжиром и почти наверняка не имеют понятия, за что борется ФИС или что означает этот акроним. Они хотят услышать о Робе Ньюмене, о Тони Слэттери, о Майке Эдвардсе из «Jesus Jones».
Я точно не помню, как мне удается перевести разговор на секс и тройки. Может быть, какая-то тонкая связь с «Бонни и Клайдом»?
