Восемь вечера. Закатное зарево угасает на глазах, уступая место редким звездам, проглядывающим сквозь облака. На Променаде смена караула: разодетые в пух и прах парочки выруливали из отелей, в то время как туристы-однодневки без гроша в кармане уныло брели к пригородным автобусам. Вторую волну исхода составляли калеки и слепые попрошайки, чьи увечья вызывали достаточно сильное чувство вины и жалости лишь в обличающем дневном свете. Бикс раскрыл бумажник и пересчитал банкноты. Пятьдесят долларов. Какое болеутоляющее рекомендуется при остром приступе ревности? Омары? Спиртное? Шлюхи? Игровые автоматы? Он нырнул в «Международные курорты» и, получив на руки двести четвертаков, какое-то время безучастно скармливал их «одноруким бандитам». Вот из двухсот уже осталось сто пятьдесят, девяносто, шестьдесят… двадцать… наконец, десять…
Но тут в корзинку для выигрыша с нестройным звоном обрушилось целое маленькое состояние. Проклятие. Он слишком устал, чтобы скормить все это обратно. Как молочница с Уолл-стрит, он потащил к окошку обмена две огромные бадьи, расплескивая из них по пути свои двадцатипятицентовики «Рулетка решит проблему», — подумал Бикс, обменяв их на банкноты. Ах да, «Колесо фортуны»!
— Здесь триста, — прохрипел он крупье. — Шесть по пятьдесят меня устроят.
Мафиозный прихвостень пересчитал пачку Бикса и запихнул в щель на столе, проталкивая ее прозрачным шомполом. Перехватив свои шесть пятидесятидолларовых жетонов, Бикс, не задумываясь, поставил их на нечет. Завертелось колесо, крупье запустил шарик. Тот запрыгал среди ячеек, как камешек по поверхности пруда. Колесо остановилось. Двадцать. Чет. Отлично. И Бикс с чувством выполненного долга удалился.
По городу крался бледный рассвет. На Променаде пировали чайки, богачи вернулись в свои номера. Бикс повернул на юг. Спешить было некуда, и он любовался океаном, серым и гладким, замершим в ожидании прилива. В отдалении слышалось завывание пожарных сирен, словно вопли сотни нещадно мучимых кошек. «Боль» исчезла без следа. А он боролся за нее, черт возьми. И никакой он не предатель.
Вдруг у Бикса отвисла челюсть, и виной тому была не тяжесть двойного подбородка. Из-за мыса выплывала грозная армада: вереница прогулочных яхт направлялась к южной цепочке казино. Ветер трепал вымпелы с изображениями распятых на крестах агнцев и застывших в молитве святых. Распятые овцы не оставляли сомнений: это были неоапокалиптики. На флагмане развевалось полотнище, на котором Иисус отсекал голову крылатому змию. Впору бы засмеяться, но Биксу было не до смеха. В затемненных иллюминаторах и мертвенно-бледных бортах флотилии веселого было мало.
Фигуры в белом скользили по палубам, передавая из рук в руки громоздкие предметы. Оказавшись в воде, они мгновенно трансформировались в моторные плоты. Неоапокалиптики тут же забирались на них. Десять плотов, двадцать, пятьдесят, сто, и вот уже сотни две плотов покрыли гладкую поверхность океана, словно мигрирующее стадо морских львов. В считанные минуты первая группа морского десанта достигла берега. Плоты врезались в отмели, люди в белых куртках, закамуфлированных темными пятнами, прыгали в воду, сжимая в руках красные пластиковые канистры и электросекаторы для подстригания живых изгородей. Высокий лысеющий мужчина с повязкой на глазу поднялся над барханом намытого песка.
— Гибель Вавилону! — кричал он, размахивая своим оружием, словно рыбой-пилой, хищно выставившей железную челюсть.
— Долой Вавилон! — вторил предводителю десант. Вышедшие из моря несли через пляж и дальше на Променад свои канистры, грозно размахивая над головами электропилами и то и дело суля погибель все тому же Вавилону.
«Долой Вавилон? — озадаченно подумал Бикс. — Какой Вавилон?»
Неоапокалиптики устремились к «Золотому Тельцу», и Бикс затесался в их ряды, остро ощущая при этом свою чужеродность. Все дело в их ярко выраженной самоотрешенности. Да, да. Холодные глаза крестоносцев светились ледяным блеском, осознанием святости их миссии. Было ясно, что они не задумываясь уничтожат любого случайного прохожего, оказавшегося у них на пути.
