– Мисс Николь? – Он подошел ближе и осторожно тронул девушку за вздрагивающее плечо. – Вы в порядке?
Безусловно, он понимал, что вопрос глупый, но не знал, как иначе привлечь к себе внимание, к тому же плачущие женщины ввергали его в панический ступор, побороть который не всегда удавалось даже по профессиональной надобности. Николь подняла голову и увидела склонившегося над ней мужчину. Темные глаза испуганно сверкнули.
– Макалистер-сан?.. – Она сглотнула слезы и провела ладонью по щеке. – Что вы здесь делаете?
– Нет, это вы что здесь делаете в такое время? – Генри присел на корточки. Ода поджала ноги, и ее круглые голые коленки оказались как раз перед его глазами. – Куда смотрит ваш комендант, интересно?
– В это время она смотрит сериал, – охрипшим от рыданий голосом объяснила девушка и мило покраснела. – Мы уже выучили ее расписание.
Генри ободряюще улыбнулся и положил руку на ее неожиданно холодную ладошку.
– Так, прекращайте плакать. Я отведу вас в вашу комнату.
– Нет!
Мужчина нахмурился, а Николь плотнее вжалась в спинку дивана. Огромные, влажно блестящие глаза наполнились неподдельным ужасом:
– Нет! Я туда не пойду! Ни за что, пожалуйста, не заставляйте меня туда возвращаться!
Генри беспомощно поднял руку, и девушка вдруг, тонко всхлипнув, бросилась ему на шею, крепко обхватила и уткнулась носом в плечо. Ее волнистые мягкие волосы защекотали британцу лицо. Неуверенно он положил ладонь ей на спину, и Николь заплакала громче. Слезы душили ее, сотрясали гибкое тонкое тело. Макалистер принялся вполголоса бормотать что-то утешительное, первое, что приходило в голову.
– Ладно, вставайте. – Он поднялся на ноги и потянул Ода за собой. – Вам нужно успокоиться. Идемте.
Он рисковал, приводя ученицу в свою комнату в начале двенадцатого ночи, однако иного выхода из ситуации Генри не видел, к тому же Николь немного напоминала ему сестру, не внешностью и даже не характером – Филлис была бойкой шумной девочкой с копной огненно-рыжих волос. Наверное, дело в том, что они были одногодками и обе страдали от того, что рядом не было тех, кто мог бы их защитить.
Генри включил настольную лампу и усадил девушку на кровать.
– Я налью воды. – Он плеснул в стакан из графина и протянул ей. – Выпейте.
Николь, припав к стакану, залпом его осушила. Зубы постукивали о край. Генри достал из шкафчика чистый носовой платок и дал Николь, она промокнула зареванное лицо и улыбнулась:
– Спасибо.
– Почему вы боитесь возвращаться к себе? Вас кто-то обижает?
Девушка резко побледнела и прижала платок к лицу. Похоже, снова собиралась плакать, но, не успел британец испугаться, как она негромко ответила:
– Нет. Все из-за меня. Хироши… – Она порывисто вздохнула. – Он рассержен на меня, я точно знаю.
– Хироши? – Генри уже слышал это имя. – Хироши Накамура?
Ода кивнула. У нее уже не осталось сил для разговоров.
– Я побуду у вас немного? – попросила она и, не дожидаясь разрешения, легла. Через пару минут ее дыхание выровнялось, девушка подтянула ноги к животу, обхватила руками подушку и уснула.
Генри сидел напротив, под светом лампы, и думал, чем для него может обернуться это вечернее приключение. Его взгляд против воли задерживался на длинных ногах, едва прикрытых чулками и короткой школьной юбочкой в складку. Николь застонала во сне, крепче стискивая подушку. Макалистер поспешил накрыть гостью одеялом, под которым сам недавно лежал. Поправляя его, провел рукой по разметавшимся русым прядям, отводя их с лица. Пальцы случайно коснулись прохладной влажной от непросохших слез щеки, и Николь чуть повернула голову, будто специально поощряя его действия, и Генри отдернул руку.
Его ждала очередная нелегкая ночь.
За полчаса до подъема Генри разбудило шуршание одежды. Поскольку кроме него не должно было быть никого, кто мог бы издавать подобные звуки в холостяцком жилище, мужчина резко распахнул глаза и, щурясь, оглядел комнату, блеклую и серую в тусклом свете разгорающейся зари. Сонный взгляд нашел замершую на кровати девичью фигурку, и память услужливо подсказала, что происходило накануне.
– Доброе утро. – Макалистер потянулся, поднимаясь со стула, где продремал всю ночь, завалившись на столешницу. Тело ломило. – Как спалось? Успокоилась?
