Как только мои партнеры получили все, за чем пришли, стало ясно, что солнце покидает нашу поляну. Сперва они сдерживали себя, поскольку осознавали, что депеши – в их интересах, и мне это было очевидно – как говорил Оруэлл, все проявляется в языке. И Guardian, и New York Times все активнее пытались представить меня как хакера, как нестабильный источник, но тем самым они лишь демонстрировали собственную тревогу. Нужно всегда с осторожностью судить о мотивах других людей, ведь этим ты выдаешь свои собственные. Тупое стремление распять меня и WikiLeaks было для этих руководителей газет лишь способом защитить себя от дальнейших преследований и приписать себе побольше заслуг. Даже дети ведут себя под давлением более достойно. Возможно, я довольно часто оказывался зарвавшимся тираном – сказывались и постоянная слежка, и издерганность, и груз контроля над всем проектом, и газетчики должны были понимать, почему так происходит. Вместо этого они вступили со мной в войну и совершенно забыли, с кем на самом деле борются.
В этой истории был и очень личный аспект. Когда переговоры вели я и журналист отдела расследований, все шло хорошо. В Брюсселе, Стокгольме, а потом и в Лондоне мы были друзьями, и мне казалось, что между нами возникает духовная близость. Его в каком-то смысле увлек мой идеализм, и вдруг ни с того ни сего он повел себя как-то возбужденно и довольно злобно; словно одурманенный, повторял, что основную работу проделал он и вообще идея проекта принадлежит ему. Я понимал, для него это вопрос чести в отношениях с коллегами. Мне не было особого дела, кому какие фанфары достанутся, но двенадцать разгневанных мужчин не вникали в факты. Они были поглощены собой, своим положением, своей карьерой, что вполне объяснимо с человеческой точки зрения, но сильно мешало нашей работе.
Реальная проверка журналистского мужества – это отношение к контратаке. Ты всегда ее ждешь. В ночь «Большого слива» некоторые рвались к шампанскому, но я думал: «Придержите лучше лошадей. Стоит ждать неприятностей, и скоро Белый дом и Пентагон возьмутся за нас». Взялись. В первую очередь они заявили, что наш материал не имеет особого значения. «Для тех, кто внимательно следит за событиями, в этих публикациях не много нового», – заявил первый (анонимный) официальный писака-наемник в Washington Post. Это стандартная реакция. А следующая волна заметок во главе с конкурентом Руперта Мердока, британской Times, утверждала, что наши публикации уже привели к гибели талиба-перебежчика. Потом выяснилось, что названный ими человек погиб двумя годами ранее. Но как только появилась первая критика, журналисты Guardian запаниковали.
Теперь, оглядываясь назад, я не могу придраться к работе, которую взяла на себя Guardian при подготовке публикации. Это был прекрасный труд, в лучших традициях газеты; на мой взгляд, заместитель главного редактора Йэн Кац и редактор Харолд Фрайман сделали все, чтобы сложный рабочий процесс проходил стабильно и ответственно. Журналист из отдела новостей, конечно, постарался свести на нет мое легковерие, рассказав, что некоторые сотрудники Guardian попросили надбавку за вредность на основании того, что за ними следят. Я много лет работал с репортерами по всему миру, но ни разу не встречал журналистский коллектив, в котором перед лицом угрозы демонстрировалось бы так мало хладнокровия; при работе с людьми, не совсем похожими на них, проявлялось бы так мало уверенности и при решении вопросов элементарной безопасности имелось бы так мало опыта. Когда Алан Расбриджер позвонил Биллу Келлеру и спросил, знает ли тот, как организовать защищенную телефонную линию, вопрос, как оказалось, был не по адресу. Келлер даже не представлял, как это делается. И несмотря на попытки некоторых журналистов получать удовольствие от интересной работы в сотрудничестве с нами, несмотря на их самоотверженный труд, в коллективе оставалось двенадцать разгневанных мужчин, ни на секунду не забывающих о собственных карьерных интересах и постоянно привлекающих к себе внимание, хотя, безусловно, я все равно был, даже для них, пусть мнимым, пусть номинальным, но руководителем проекта.