– Странно, господин, что кто-то так сильно хочет вас убить. Притащил неоговоренное в условиях оружие, да еще отравил для верности, да еще таким ядом, который здесь и не водится…
Джет говорил так, словно ему-то ничего не казалось странным – напротив, ему все было очень понятно и очень противно.
– И где же такие яды водятся? – поинтересовался Иллари, забавляясь тоном джета.
– В Джетевене, – сумрачно ответил джет.
– Интересное, я погляжу, местечко ваш Джетевен, – ухмыльнулся Иллари. – Чего там только нет.
Голова джета слегка запрокинулась, медленно и мучительно.
– Интересное, – так же медленно произнес он. – Даже очень.
Говорил он спокойно, равнодушно, но никогда раньше ни в одном человеческом взгляде Иллари не видел такой тоски.
– Тебе здесь не нравится? – спросил он напрямик.
– Мне здесь невыносимо, – тихо ответил джет, отчетливо и мерно, как шум дождя. – Нам всем. Джет может жить только в Джетевене.
Иллари не оскорбился слову «невыносимо». Он молчал и ждал.
– Невыносимо, – повторил джет. – А как бы вам, господин, понравилось жить в больнице? Когда все кругом глухие, немые, слепые, безрукие, безногие? И к тому же безумные.
И вновь Иллари не оскорбился. Снова джета наполняло отчаянье – такое огромное и безысходное, что один человек просто не может его вынести. Да и если вспомнить о невероятной умелости джета… не один же он такой у себя в Джетевене! Похоже, кое-какой смысл в его словах есть.
– Все до одного? – тихо спросил Иллари.
– В основном, – ответил джет твердо.
– А вот я, например? – настаивал Иллари.
– Вы всего лишь полоумный, господин. Глуховатый, подслеповатый, хромой, косорукий и полоумный.
– Наглец! – расхохотался Иллари.
– Бывает хуже, господин, – возразил джет. – С вами хотя бы можно говорить. С другими и того нельзя. Я же с самого начала сказал: мне не всякий господин годится.
– Премного польщен, – поблагодарил Иллари и, к своему немалому удивлению, сел. – Вот уж что верно, то верно. Любой другой тебя бы за такие слова прибил к воротам за пятки вверх ногами. А я тебе верю. После того, как сам испытал твое искусство. Это у вас в Джетевене так лечат?
Джет кивнул.
– Примерно, – коротко ответил он.
– Н-да, – посочувствовал Иллари. – Трудно тебе с нами, дураками.
Джет через силу улыбнулся.
– Ничего, я привык, – ответил он.
– Чем бы мне тебя порадовать в таком горе? – вслух размышлял Иллари полунасмешливо-полувсерьез. – А, знаю! Повышу-ка я тебя в вассальном ранге.
– Это как? – не понял джет.
– Теперь можешь называть меня на «ты». Ну, и еще кое-какие мелочи. Устраивает?
– Еще бы, – улыбнулся джет уже менее принужденно.
И вновь Иллари забыл, что собирался расспросить джета. И забыл спросить, что же он такое понял в его дуэли, чем и зачем отравили клинок, и почему джет, в глаза не видевший его противника, знает о дуэли больше его самого. И даже то, что джет в невольном порыве откровенности высказал, отчего-то не вызвало у Иллари особого интереса. Подобное равнодушие для Иллари было более чем странным, но тогда ему так не казалось. Дни снова потекли идиллически безмятежно: вино, стихи, дуэли, встречи с друзьями. Словом, все как всегда.
Идиллия продолжалась до того самого вечера, когда Иллари решил полюбоваться своей новой загородной резиденцией. Не такой уж, строго говоря, и новой. Месяц назад он решил сыграть в хайту и, к своему огромному удивлению, выиграл. Уходить из-за стола не захотелось – да и кто уйдет, выиграв впервые в жизни? Иллари остался, партнер удвоил ставку, затем утроил. Через полчаса обнаглевший Иллари предложил партнеру сыграть на меч и самострел, ибо иначе тому оставалось или встать из-за стола, или снять штаны. Играть на оружие партнер отказался, потребовал бумагу и положил на кон передаточную запись на небольшое именьице. Чернила еще не просохли, когда Иллари взял бумагу со стола.
– И как это я так? – недоумевал потом Иллари, разглядывая выигрыш.
– Наивный ты человек, господин, – смеялся джет. – Даже странно.
– А что тут странного? – поинтересовался Иллари, вытягивая ноги.
– Как это – что? – джет, присев на карточки, расшнуровывал его сапоги. – Он ведь профессионал, верно?
