— У нас делить нечего. Что нам, то и ему. Мы сыты — он сыт, мы кушаки затянули — и он тоже. А мне забот поубавится. Уйду в горы колокольчики продавать — все душа спокойна будет, что глаз за тобой есть, не одна тоской маешься.
Сказали мы Джано про наш разговор. Обрадовался старик, обнял нас железными ручищами.
— Ой, дети мои! Пролили вы бальзам на мое сердце. Пусть золотом будут камни в ваших руках! Мне ли не хотеть с вами вместе жить! Только не пришел еще этому черед. Не иссяк еще здесь наш родник. Покуда люди деревню не покинули, и я с ними горе мыкать буду, а как уходить станут — я последний уйду. Что ни говори, родина. Тянет к себе, не пускает. Дух Кеви моей здесь бродит. Тяжко ей, разлуку чует.
Только было собрались мы прощаться, цокот копыт раздался. Гляжу — скачут к нам конники, всего с десяток будет, впереди — ага.
Джамо ко мне прислонилась.
— Сорик-оглу!
Подъехали они к мельнице. Сорик-оглу осадил коня. Глянул я на седока — нос кривой, как у стервятника клюв, вниз загибается, глаза косые. Далеко ему до красавца.
— Кефетхоше, Джано?[33].
Вроде задобрить старика хочет. Джано ему:
— Худеште разы би[34].
— Я гляжу, у тебя радость. Дочка в гости пожаловала. А это твой зять, литейщик?
— Он самый. Привез дочку меня, старика, проведать. Вот провожаю их в обратный путь.
— Куда это?
— Домой к себе едут.
— А что здесь не живется? В низовье ханифиты им житья не дадут. Они кызылбашей за неверных почитают. — На меня глянул. — Оставайтесь здесь. На мельнице Джано-ага управляться будет, а вы рядом дом построите. Дам вам земли вдоль ручья, сейте, хлеб собирайте. Мемо станет по деревням ездить, колокольчики свои продавать. Ну, что скажешь, Джано?
Я за Джано ответил:
— Благодарствуй, ага. Мы на житье не жалуемся. А здешние места нам непривычные.
Сорик-оглу мне передохнуть не дает.
— Селись у нас, чего там! Скажу тебе, ты мне по нраву пришелся. Известное дело, рабье племя к хозяину жмется. Чуть оторвался — беду наживешь.
Не ответил я. Он к Джано поворачивается.
— Слыхал я, Джано, нашлись в Карга Дюзю такие умники, что из своих краев откочевать помышляют. Я им на то согласия не давал. Или они обычай здешний запамятовали?
— Помнят они обычай, и про то помнят, что по закону Гази-паши им со своих мест в другие края переселяться — себе нового агу выбирать — дозволено.
Заскрипел Сорик-оглу зубами, но смолчал. Слюну проглотил и опять запел сладким голосом:
— Куда им податься? Где они сыщут агу лучше меня? В моих амбарах пшеницы и ячменя полным-полнехонько. Овец, коров на моих пастбищах тыщи. Или сын шейха Махмуда их медом кормил? Прошлая зима лютая была. Кого он ячменем выручил? То-то! А мои рабы ели хлеб из чистой пшеницы. Мозгами шевелить надо, а то срываются невесть зачем, невесть куда. Потоп, что ли? Кому они нужны? Кто таких изменников под защиту возьмет? Всякий знает, что со мной шутки плохи.
Джано плечами пожал.
— Что у меня спрашивать? Я знать ничего не знаю. Спроси у них самих.
— Все ты знаешь, Джано! Вчера ночью вы все здесь были!
— А кто говорит, что не были! Я только толкую, что с меня за них спросу нет. Сами не маленькие, знают, что творят.
Сорик-оглу опять котом замурлыкал:
— Джано, они тебя послушают. Поди к ним, растолкуй все как есть. Скажи, я им семян ссужу, сохи новые раздам, упряжки, волов не пожалею. А с них буду брать не восьмую часть урожая, а десятину, как ашар. Что им еще надо?
— Уговаривать — дело мудреное, не про нас, темных рабов. Ты хозяин, тебе и мозги вправлять, а нам это не пристало.
Джано артачится, а Сорик-оглу свое гнет, не отступает.
— У тебя вес есть, Джано! Потому к тебе и приехал, что твой вес признаю. Тебе одному их утихомирить под силу. Уговори их, чтоб кровь зря не проливать. Сам знаешь, как бывает: рабы бунтуют, ага усмиряет, а кровь — рекой.
Затеребил Джано свою бороду.
— Потолковать-то оно можно, только дай мне сроку.
— Какого еще сроку?
— Уговаривать народ время надо. Ты всех под ноготь — и баста. А со мной иной разговор: к каждому подойди, каждому посули, меж тем времечко-то и бежит.
Вздохнул Сорик-оглу.
— Даю тебе сроку, сколько запросишь. Лишь бы уломал ты их. Уломаешь — два года с тебя за мельницу не буду брать.