Мерси была гордой молодой женщиной, и ей было не все равно, у кого служить и почему. Но когда речь шла о том, что можно потерять доброе мнение хозяина о себе, она была готова пожертвовать даже собственным достоинством.
Ее единственной надеждой было теперь одно — дождаться, когда мистер Бакл по-настоящему и в полную силу проявит свой темперамент и прямо обвинит ее в преступлении. Тогда она, возможно, не отрицая своей вины, хотя бы сможет попросить у него прощения. Она готова будет лизать его башмаки и ей будет нравиться их вкус. Она станет червяком и заползет ему в ухо, проникнет в его вены и кровь и удобно обоснуется в его злом маленьком сердце. Но когда она ставила перед ним чашку с чаем, хозяин посмотрел на нее холодным и странным, каким-то кошачьим взглядом, и она поняла, что он не выйдет из себя. Он даже словом не обмолвился о ее проступке.
Он сказал, что сегодня хороший день.
День был хуже не бывает — серый туман и моросящий дождь.
Сказав, что вполне насытился, он отодвинул стул и, одарив ее еще одной тонкогубой улыбкой, покинул столовую. Растерзанная рыба на брошенной тарелке подтверждала, как он все-таки сердит и раздражен.
Мерси всегда любила эту столовую с ее большим круглым столом и янтарно-лиловыми стеклами в окнах. Иногда, обслуживая хозяина за столом, она представляла тот день, когда наконец станет миссис Бакл. Когда за окном были дождь и ветер, ей было особенно приятно стоять за несгибаемой спиной маленького человека и, заложив руки назад, вертеть пальцами вокруг того пальца, на который однажды, возможно, будет надето обручальное кольцо.
Теперь же, собирая со стола на поднос приборы и чайную посуду, она вспомнила трущобу, в которой жила на Феттер-лейн. От мысли, что она снова может вернуться туда, у нее все сжималось внутри.
Лучше умереть, чем снова вернуться к той жизни, и если уж невозможно исправить то, что наделала ее болтливость, она непременно должна объяснить свое положение Джеку Мэггсу. Он не должен подвергать ее такому риску.
В буфетной мисс Мотт резала печенку, но Мерси даже не заметила ее, и принявшись было мыть посуду, вдруг тут же все бросила. Все ее мысли были только об одном: необходимо немедленно сказать Джеку Мэггсу, что он должен держать свой рот на замке. Если он расскажет о ее визитах к нему по крыше, она погибнет навсегда.
Мерси поспешила по коридору в ту комнату, где он должен находиться. Она обогнула пролет лестницы, где круглолицая экономка пересчитывала банки с соленьями.
— Да, Мерси?
— Мне нужны лимонные корки, чтобы очистить бронзу в столовой, мэм.
Миссис Хавстерс дала ей две тронутые плесенью лимонные корки. Мерси не ожидала встречи с экономкой и впопыхах не придумала лучшего предлога для своего появления здесь. Таким образом, она сама стала жертвой выдумки о лимонных корках. Теперь ей предстоит вернуться в столовую и чистить бронзу.
В столовой она увидела мистера Мэйкписа, сидевшего за столом вместе с ее хозяином. Мистер Мэйкпис был тем самым адвокатом, который принес мистеру Баклу весть о его счастливой фортуне. Теперь, похоже, она распространила свою благосклонность и на самого мистера Мэйкписа, если судить о счетах, какие исправно опускал в ящик мистера Бакла хромой мальчишка-посыльный. Адвокат был молод, ему не было еще тридцати, что же касается черт лица — рта, подбородка и носа, — то они трудно поддавались описанию из-за его тучности. Она изменила даже его голос — это грузное тело издавало нечто похожее на дискант только шепотом. Мерси, отложив лимонные корки, придвинулась поближе к беседующим.
— Везение или фортуна, что бы это ни было, — говорил мистер Мэйкпис, — но мне кажется, я нашел вашего преступника уже в первом томе.
Под столом Мерси увидела крошки, но у нее не было с собой ни метелочки, ни совка, пришлось все собрать руками.
— Мэггс с двумя «г», — шептал со свистом Мэйкпис. — Есть еще Мэгс с одним «г», 1813 год, но это фальшивомонетчик.
Господи, испугалась Мерси.
— Я ничего не знаю о букве «г», — сказал мистер Бакл, — но что он лондонец, в этом нет сомнений.
— Тогда я нашел этого мошенника, — воскликнул мистер Мэйкпис.
