В половине седьмого вечера, то есть к наступлению темноты, мы бросили якорь примерно в полульё от Танжера. Нечего было и думать войти в порт тем же вечером, поэтому, услышав приглашение к ужину, мы без всяких возражений спустились в столовую.
Почувствовав, что качка прекратилась или стала почти незаметной, Жиро вышел из каюты на палубе, а Маке решился высунуться из своего убежища в кают-компании. За исключением Александра мы, таким образом, оказались в полном сборе. Лейтенант Виаль ужинал вместе с нами, ибо капитан имел обыкновение приглашать каждый день на обед и ужин одного из своих офицеров по очереди.
За обедом же только мы с Дебаролем держались до конца; Буланже встал из-за стола, когда принесли жаркое, и пошел прогуляться на палубу. Что же касается Жиро и Маке, то они, словно Брут и Кассий, блистали своим отсутствием. Жиро попросил какой-нибудь еды с растительным маслом и уксусом, Маке хотел только чая.
Как Вы можете видеть, сударыня, Буланже представлял собой промежуточный этап на пути от меня к Маке.
Ужин прошел весело: сырые овощи пробудили аппетит у Жиро; Маке ослабел от чая; Буланже, пообедавший лишь наполовину, восполнил за ужином то, что не доел за обедом; каждый старался воздать должное капитанскому столу, который действительно был отличным, но все познается в сравнении, и он показался нам просто восхитительным.
Когда пришло время десерта, на палубе послышалось "Кто идет?" вахтенного офицера, и нам пришли сообщить
0 визите помощника французского консула в Танжере.
Как нам было сказано, его сопровождал один из наших друзей: узнав о том, что мы стоим на рейде, он поспешил прийти пожать нам руку.
Вы представляете себе, сударыня? Один из наших друзей в Танжере! Таким образом, едва ступив на берег Марокко, мы увидим не марокканца, не араба, не еврея, а христианина, причем христианина из числа наших друзей.
Как-то я сказал, что по всему миру у меня отыщется по меньшей мере тридцать тысяч друзей; Вы видите, сударыня, я ничуть не преувеличил: необходимо иметь по крайней мере тридцать тысяч друзей, рассеянных по свету, чтобы по прибытии в Танжер встретить вдруг одного из них, да еще спешащего вас увидеть.
Мы ждали, затаив дыхание и глядя во все глаза, и вот, наконец, увидели помощника консула. За ним показалось открытое, сияющее лицо Кутюрье.
Вы ведь помните Кутюрье, сударыня, нашего радушного хозяина в Гранаде[5], которого мы оставили на площади Кучильерос, напротив того самого рокового дома Контрераса, откуда вылетел знаменитый камень, чуть было не поставивший династию Дюма на место династии Мухаммадов?
Так вот! Это был он, тот, кого к настоящему времени мы считали погибшим и кто на деле оказался всего лишь изгнанником, причем, следует отметить, изгнанником добровольным. Зная его способности в дагеротипии, г-н Дю-шато, наш консул в Танжере, предложил ему поехать вместе с ним в Марокко; забрав свои коробки и пластинки, Кутюрье поспешил следом. Только прибыл он туда через два дня после отплытия "Ахеронта", который должен был вернуться за ним и которого он ждал с минуты на минуту. Он уже знал Танжер не хуже, чем Гранаду, и брался показать его нам.
Господин Флора, помощник консула, пришел предложить нам свои услуги. Танжер был одной из постоянных стоянок "Быстрого", поэтому капитан и г-н Флора давно знали друг друга. А так как именно в Танжере капитан получил приказ забрать нас с испанского побережья, то, заметив его корабль в открытом море, все догадались, что он везет именно нас, слух о нашем прибытии распространился по городу, и потому Кутюрье явился к нам, надо признаться, в ту минуту, когда мы о нем меньше всего думали.
Господин Флора оказался большим любителем охоты; я был наслышан об охоте в Африке и поинтересовался, нет ли возможности организовать такую охоту на следующий день или через день. Буланже и Жиро, и в прежние-то времена никогда не отличавшиеся охотничьими пристрастиями, останутся в таком случае с Кутюрье и великолепно поработают в городе карандашом и кистью.
Охота внутри страны, особенно для христиан, дело сложное; однако г-н Флора пообещал все разузнать и дать нам ответ на следующий день.
