— Галя Юревич, так? Галя, вы преступников запомнили?
— Где же… Я ошалела от страха.
— Вас допрашивали?
— Да, в тот же вечер. Молодой человек ходил по всем поселковым домам.
— Вы ему рассказали, как все произошло? Какие-то приметы этих парней, их рост, возраст, одежда…
— Нет.
— А что сказали?
— Сказала, что ничего не знаю.
— То есть как ничего не знаете?
— Драки не видела, на речке не была и Алика не знаю.
— Как же так?
— Я боялась.
Почему мещанина представляют жаждущим вещей и денег? Да нет, сперва и везде, прежде всего и вечно обыватель ценит покой своей души и тела, а деньги с вещами потом, вторым номером.
— Вы же совершили уголовное преступление — дали ложные показания.
— Переживаю до сих пор…
Она переживает. А следователь с уголовным розыском числят убийство в нераскрытых: ищут, бегают, допрашивают, не спят ночами и уже десять раз вызывались к разному начальству. Сейчас октябрь, глухое убийство с июня. Преступление, не раскрытое по горячим следам, зачастую как бы повисает во времени.
— Вам нужно сходить в прокуратуру.
— В какую?
— Куда вас вызывали?
— Меня не вызывали.
Ну да: коли ничего не знает, то зачем ее вызывать?
У меня есть дурная манера смешивать разнородные понятия, как бы переводя одно в другое. Цвет ее глаз, тяжесть волос, изгибы губ, форма носа — все это, в сущности, биология с геометрией; ее же предательство идет по части морали. Но в моем мозгу моральное обернулось физическим, и вот я уже вижу, как пустовато похолодели ее глаза; вижу не укладку хороших волос, а нечто тяжелое и давящее на мозг; уже не губы, а живая ехидца; уже не нос, а орган для принюхивания, для держания по ветру… Впрочем, все это неуместная игра воображения: Галя Юревич дала в свое время ложные показания, теперь осознала и вот пришла, чтобы покаяться.
Охладив свою фантазию, я посмотрел на Юревич трезвым взглядом. Оказывается, я ждал в ней новых движений, ждал результата нашего разговора. Коли она освободилась от своего морального груза, то естественно какое-то просветление. Но я ничего не увидел: недоумение, с которым Юревич пришла, осталось в лице и даже в фигуре, будто все сказанное до сих пор было неважным, лишь присказкой.
— Вам нужно сходить в областную прокуратуру, — повторил я.
— Он звонил, — вдруг сказала Юревич и с испугом посмотрела на меня.
— Кто?
— Алик.
— Вы же говорили, что он погиб.
— Да, труп так и не нашли.
— Откуда знаете, что не нашли?
— Три дня ныряли… И люди говорили, что труп, видимо, унесло под плотину.
— Так, а он звонил. И что сказал?
— Спросил, жива ли я. И добавил: «Пока живи».
— Что значит «пока»?
— Не знаю.
— Голос-то его?
— Да, но глухой и далекий… Будто его душат.
Я не удивился. В моей практике бывало, что покойники не только звонили, но и приходили. Помню труп замерзшего спьяну мужчины, его рыдающую жену, ее приход ко мне в прокуратуру за справкой для похорон — а через неделю она вместе с этим мужем смотрела телевизор. Случались истории и позанимательней. Однажды пожилая женщина убедительно рассказывала про известную ей группу, которая планирует захват микрорайона, — называла фамилии, телефоны, явки и склады оружия. И я, начитавшись газет и насмотревшись фильмов про новоявленные мафии, дрогнул и стал уже записывать. Выручила меня дочь этой женщины, вошедшая в кабинет с санитарами.
— Думаете, я психически больная? — поймала мои мысли Галя Юревич. — Но трубку сняла мама…
Я услышал машину, одну среди многих, но это была она, оперативная машина. Меня ждало порноателье.
— Хорошо, я сам позвоню в областную прокуратуру. Зайдите ко мне денька через два.
Какое там «денька через два» — меня две недели не было в кабинете. Разматывали порноателье, о чем как-нибудь расскажу особо. В прокуратуру я вернулся точно из командировки: другие уголовные дела заброшены, вызовы свидетелей перенесены, листки настольного календаря пожелтели от ожидания, и мне показалось, что слегка заржавел сейф. Разумеется, о Гале Юревич не вспоминал, одурманенный работой и невероятной дозой пошлости и грязи. Кстати, упакованной изящно, чуть ли не экзотически. Да и главарь — Кокосов. Потом мне долго чудился запах несвежего белья и французских духов.
