— Нина, рассуди здраво. Допустим, поедешь к нему… Неужели ты веришь, что человек, совершивший несколько краж, скопивший ценности и навостривший лыжи за границу, послушает случайную очередную знакомую и придет с повинной? Чепуха!
— Сергей Георгиевич, вы про любовь, конечно, много знаете, да не все.
— Разумеется, не все.
— Про страдание забыли.
— Знаю-знаю, любовь связана со страданиями.
— Нет, не то. Вот юг многие любят: море, тепло, отдых… А сердцем к этим пляжам не прикипают, сердцем прикипают к северу, к землям тяжким и убогим. Потому что на этих землях страдали.
— Ну уж.
— Мать почему плохого ребенка любит сильнее, чем хорошего? Жалеет. Она с ним исстрадалась. Худых мужей любят больше, потому что с ними исстрадались.
— Сомневаюсь.
— Чем больше от кого-то страдают, тем сильнее любят.
— К чему ты клонишь?
— Вы про Валерия нагнетали… Преступник, бабник, такой-сякой… А вышло наоборот: чем больше говорили про него худого, тем больше я жалела. Теперь я ради его спасения на все пойду. Больше ведь некому.
— Почему же некому…
— Вы против него, милиция против, суд против… А кто же за него?
— Адвокат.
— Адвокат в суде. А кто сейчас поедет уговаривать идти с повинной?
— Да не послушает он тебя, черт возьми!
— Нет, послушает.
— Откуда такая уверенность?
— Я же говорила, что он жалостливый…
— Что же воровал и никого не жалел?
— Это в музеях, как бы ни у кого… А людей он не обижал.
— Логика! Если жалел кошек и старушек, то явится с повинной?
— Если жалел кошек и старушек, то своего будущего ребенка тем более.
— Он… знает?
— Сообщила по телефону.
— И что он?
— Сказал, чтобы я немедленно приезжала.
— А звонил все-таки зачем?
— После вашей информации уже знаю, зачем… Расспрашивал, что да как. Но только услышал про ребенка, про все забыл. Приезжай, кричит.
— И все-таки, Нина, не могу я пойти на такой риск.
— Сергей Георгиевич, я упустила… Когда услышал про ребенка, то он всхлипнул.
— Сентиментальный.
— Не сентиментальный, а несчастный. Что в этих драгоценностях? Ни семьи у него, ни дома.
— Возможно.
— Сергей Георгиевич, на вашей рискованной работе вы боитесь рискнуть?
— Дай мне подумать…
— Господи, я-то большим рискую.
— Помолчи.
— Вы уже десять минут ходите по кабинету…
— Хорошо, а если все-таки он не согласится? Должны мы такой вариант допустить…
— Тогда, значит, вы правы. Тогда он подлец.
— Тогда-тогда. Ну и что тогда?
— Тогда ловите.
— Ты его спугнешь.
— А то он сейчас не знает, что его ловят.
— Так-так.
— Опять вы ходите…
— Может, и верно попробовать?
— Если во мне сомневаетесь, то может цех поручиться.
— В воскресенье, говоришь…
— Сергей Георгиевич, только дайте мне честное слово, что со мной тайно никто не поедет и до моего возвращения вы ничего не предпримете.
— Разумеется, даю.
— И телефончик ваш на всякий случай напишите.
— Вот.
— Ну, и пожелайте успеха.
— Нина, ты осторожнее.
— Сергей Георгиевич, за меня не беспокойтесь.
— Да ты никак опять плачешь?
— Само собой вышло… Из-за своей жизни. Верно мама говорит: век протянется — всего достанется.
— Ну-ну, бодрей!
— У меня теперь и к вам тоже любовь…
— В каком смысле?
— По моей теории… Исстрадалась я за день с вами.
— Вернешься, мы еще поговорим обо всем на свете.
— До свидания, Сергей Георгиевич.
— Успеха тебе. Позвони, если будет возможность.
Ушла… Алло, Леденцов? Боря, опергруппу в Поморск отмени. Нет-нет, ничего не надо. Мне Куфелкина привезут. Нет, не Поморское УВД. Потом расскажу. Когда его привезут. Если привезут…
