— Куда там. Ты к нему подкатил и достал свою старую гаубицу. Которую тебе из армии притащил двоюродный брат.
Пиджак обернулся, залез в карман пиджака на полке за спиной и вынул кольт.
— А я-то думал, зачем достал эту штуковину… — Постучал пистолетом по руке. — Видишь, из него не стреляли со времен покупки. Всего одна пуля и есть, и та для красоты. — Тут он заметил пустую гильзу и с бледным видом уставился на пистолет.
Сосиска отвел ствол к полу, поглядывая на дверь.
— Убери ты эту хреновину! — прошипел он низким голосом. — Уже достаточно наделал с ней бед!
Впервые слова, просочившись через хмельной ступор Пиджака, возымели эффект. Он заморгал в замешательстве, потом рассмеялся и фыркнул.
— Я мало что помню из последних дней, Сосиска. После того как мы с тобой вчера накидались «Конгом», я пошел домой, видел во сне Хетти, и мы, как обычно, поругались. Потом я проснулся и почуял, что мне нужен, что называется, завтрак чемпионов, и опохмелился «Конгом». Потом я сходил к Димсу спросить насчет бейсбольного матча с Вотч-Хаусес. Нам без Димса победы не светит, сам знаешь. У паренька талант! Уже в тринадцать бросал на скорости в сто двадцать пять километров в час. — Он улыбнулся. — Я всегда его любил.
— Ну, как-то странно ты это проявил. Вышел во двор и взял его на мушку. Прямо на глазах у его банды.
Пиджак был ошеломлен. Его лоб недоверчиво наморщился.
— Но я эту штуку из дома-то почти не выношу, Сосиска. Даже не знаю, как… — Он облизал губы. — Напился, видать. Я же его не больно?
— Он живой. Говорят, только ухо отстрелено.
— Что-то совсем на меня не похоже. Нехорошо это, отстреливать человеку ухо. Человеку их дадено всего два.
Сосиска ничего не мог с собой поделать. Еле подавил смешок.
— Ты заходил сегодня к себе?
— Да не. Пошел на работу сразу после того, как… — Пиджак помолчал, на его лице прорезались воспоминание и тревога. — Вот теперь, если подумать, и правда припоминаю какого-то пацана с окровавленной головой, который чем-то подавился. Это я припоминаю. Так что я провернул ту штуку, какую со мной как-то раз проделал врач еще на родине. Он не мог дышать, бедняга. Но я ему прочистил горло. Кажись, помогал я как раз Димсу. Он сейчас в порядке?
— Так здоров, что повесит тебе золотую звезду на грудь, перед тем как изрешетить.
— Не может этого быть!
— Но было!
— Не помню! Не может быть, чтоб это я.
— Ты в него стрелял, Пиджачок. Понял ты или нет?
— Сосиска, я понимаю еще говорить о том, что мальчишку, который зарывает такой талантище, стоит пристрелить. Но — вот тебе крест — сколько помню, я в него не стрелял. А если и так, то только потому, что хотел, чтоб он вернулся в бейсбол. Как ухо заживет, он обо всем забудет. У меня самого только одно слышит. Подавать-то можно и с одним ухом. — Он недолго помолчал, потом прибавил: — А кто-нибудь видел?
— Да нет. Только все у флагштока.
— Ого, — тихо сказал Пиджак. — Это все равно что по ящику выступить. — Он хлебнул джина, и ему полегчало. Никак не получалось определить, сон это или нет.
Сосиска протянул ему пиджак.
— Уезжай прямо сейчас, пока можешь.
— Может, стоит позвонить в полицию и все им объяснить?
— Забудь. — Сосиска глянул на дверь. — У тебя еще остались родные в Южной Каролине?
— Не был там с тех пор, как помер папа.
— Сходи к Руфусу в Вотч-Хаусес. Заляг там на дно. Может, оно как-нибудь само все затихнет… но в лотерее я бы на это не ставил.
— Не пойду я ночевать ни к какому Руфусу ни в какой Вотч-Хаусес, — фыркнул Пиджак. — Этот негр два года не мылся. Его тело изнывает от жажды. Чтобы к нему подойти, надо напиться в стельку. Плюс у меня есть собственный дом!
— Больше уже нет.
— А куда девать Толстопалого? Мне же утром вести его на школьный автобус.
— Церковь за этим проследит, — ответил Сосиска, все еще протягивая пиджак.
Выхватив его из рук Сосиски, Пиджак с ворчанием вернул его на полку.
— Врешь ты! Не стрелял я в Димса. Этим утром я проснулся, поругался с Хетти. Отвел сына на автобус в школу для слепых. Может, приложился разок или три. А потом сюда. Где-то по дороге глотнул еще горькой и отнял Димсу ухо. Может, да. Может, нет. Что с того? У него второе есть. Что такое ухо, когда у тебя такая рука, как у Димса? Знавал я на родине одного мужика, кому белый отчекрыжил причиндалы за то, что тот украл сумочку у дамы. Он всю жизнь писал через дырку. И ничего. Еще живой, насколько знаю.
