Двойная звезда - страница 4

Никто не может обвинить меня в расовых предрассудках. Для меня совершенно не играет роли, какого цвета у человека кожа, к какой расе он относится и какую религию исповедует. Люди для меня всегда люди, а вот марсиане – какие-то предметы. По моим представлениям они даже и не животные. Если бы пришлось выбирать, я скорее согласился бы, чтобы со мной всё время жил дикий боров, чем марсианин. И то, что их свободно пускают в рестораны, посещаемые людьми, кажется мне совершенно возмутительным. Но, к сожалению, существует Договор: что с ним сделаешь?

Когда я входил в бар, этих четверых здесь не было – я бы их непременно учуял. По той же самой причине их не могло быть здесь и несколько минут назад, когда я подходил к дверям и обратно, имитируя походку космонавтов.Теперь они были здесь, стоя на своих подставках вокруг стола и пытаясь подражать людям. Хоть бы кондиционеры работали лучше!

Даровая выпивка передо мной не очень-то соблазняла – просто хотелось дождаться своего нового знакомого, вежливо поблагодарить и уйти. Тут я внезапно припомнил, что уходя, он бросил пристальный взгляд в сторону все тех же марсиан. Может быть его уход был как-то связан с ними? Я взглянул снова, пытаясь определить, наблюдают они за нашим столиком или нет – но разве можно сказать, куда смотрит марсианин и о чем он думает? Кстати, это мне тоже у них не нравится.

Несколько минут я сидел, вертя в руке стакан и теряясь в догадках, что же могло случиться с моим космическим приятелем. Были все основания предполагать, что его радушия и гостеприимства сможет хватить и для обеда, а если мы станем друг другу достаточно «симпатико», мне может перепасть и небольшой денежный заем. Потому что перспективы мои были самые никудышные – могу признаться честно! Последние два раза, когда я пытался дозвониться до своего агента, его автосекретарь просто записывал мое сообщение на пленку, и если у меня сегодня не окажется монеты для подкормки ненасытной двери номера, то мне негде будет переночевать… Вот как низко упали мои акции: дожил до того, что вынужден жить в автоматической комнатушке.

В самый разгар этих грустных терзаний меня тронул за локоть официант.

– Вас звонят, сэр.

– А? Спасибо, приятель. Принесите, пожалуйста, аппарат сюда, к столу.

– Очень жаль, сэр. Но его сюда принести нельзя. Это прямо по коридору, кабина номер двенадцать.

– Вот как. Ну, спасибо, – ответил я, постаравшись придать голосу побольше искренности, раз уж нечего было дать ему на чай. Огибая столик марсиан, я попытался держаться от него подальше.

Теперь я понял, почему нельзя было принести аппарат к столику: № 12 был кабиной повышенной безопасности, защищенной от подглядываний, подслушивания и многого другого. Изображения не было, и оно не появилось и после того, как я закрыл за собой дверь. Экран оставался молочно-белым до тех пор, пока я не сел, и мое лицо не оказалось напротив передающей камеры, только тогда молочная пелена экрана растаяла и я увидел лицо своего приятеля-космонавта.

– Прошу прощения, что побеспокоил, – быстро сказал он, – но я очень торопился и не мог объяснить всего. Я хотел бы попросить вас сейчас же прийти в комнату номер 2106 в отеле «Эйзенхауэр».

Объяснять он ничего не стал. «Эйзенхауэр» – такое же неподходящее для космонавтов место, как и «Каса Маньяна». Я почувствовал, что пахнет палёным. В самом деле, не будешь же приглашать первого встречного из бара в свой номер, да еще так настойчиво – по крайней мере, если он одного с тобой пола.

– А зачем? – спросил я.

Лицо космонавта приняло вид человека, который привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно: я изучал его с профессиональным интересом – это выражение довольно таки сильно отличается от выражения гнева. Оно напоминает грозовую тучу, набегающую перед бурей. Впрочем, он быстро взял себя в руки и спокойно ответил:

– Лоренцо, у меня нет времени объяснять. Вам нужна работа?

– Вы собираетесь предложить мне работу по профессии? – медленно спросил я. Какое-то мгновение мне казалось, что он предлагает мне… Ну, в общем вы понимаете – работу. До сих пор мне удавалось хранить профессиональную гордость, невзирая на камни и стрелы неистовой судьбы.