— Не более! — облегченно поддержала она. — По рукам?
— По рукам!
Ирина протянула ему руку прямо, не сгибая, как школьница. Он осторожно пожал ее пальцы и почувствовал твердость обручального кольца. Сердце остро кольнула тоска. Подумал: плохо ему будет на «Онеге». От себя не убежишь!
Неожиданно их внимание привлек непонятный шлепающий звук. Палубой выше от борта к борту бегал полуобнаженный человек с фигурой атлета и странной приплюснутой головой. Человек был в одних трусах, босой, время от времени он подпрыгивал на месте, помахивал кистями рук, как крылышками, приседал. У него был вид резвящегося дурачка.
— Кто это? — удивилась Ирина.
— Кажется, Кисин. Помощник Чуваева.
Они помолчали, глядя на бегающего Кисина.
— Курорт! — усмехнулась Ирина.
— Курорт, пока мы в Европе. Мне сказали, в океане все будет по-другому. Там не попрыгаешь. Мигом — за борт.
Глаза ее расширились.
— Боюсь Бермудского треугольника, — призналась она.
— Чепуха! Сказки для взрослых.
— Вот и Гриша так говорит.
— Кто? Какой Гриша?
— Файбышевский.
— А… Понятно.
Из-за туч вышло солнце. Ярко высветило в густой синеве моря и неба недалекий остров, мимо которого проходила «Онега». Не остров, а торчащая из морских глубин огромная глыба камня с крутыми склонами, с еле приметными прожилками зелени в распадках. Воплощение одиночества в морском просторе. Кусочек Греции. Неужели и здесь, на этом камне, живут люди? Живут, должно быть. И может быть, даже счастливы. А в чем оно, это счастье?
— Ты ведь приглашен на пять часов к Золотцеву, не опоздаешь? — осторожно напомнила Ирина.
Смолин, не оборачиваясь, махнул рукой:
— А ну его к дьяволу с его файв о’клоками! Только этого мне недостает!
— Ну, я пошла, — нерешительно сказала Ирина. — Надо в лаборатории приборы проверить. И вообще…
Смолин смотрел ей вслед. У двери, ведущей в глубины судна, Ирина на мгновение задержала шаг, наверняка чувствовала его взгляд. Он ждал, что обернется. Не обернулась.
Смолин снова подставил лицо ветру. В синеве моря, взметая острым форштевнем пенистые буруны, бойко шла навстречу «Онеге» двухмачтовая белобортная яхта, изящная, как морская птица.
«Буржуи развлекаются, — зло подумал Смолин. — Сволочи!»
Рядом с ним кто-то прислонился к борту. Это был Чайкин.
— Любуетесь морскими красотами, Константин Юрьевич?
— Любуюсь, — буркнул Смолин.
Чайкин дергал головой, пританцовывал на месте и было ясно, что его переполняет желание о чем-то рассказать.
— Ну, говорите же! — не выдержал Смолин. — Что у вас?
Несмотря на хмурый вид и нелюбезный тон метра, Чайкин решился:
— Понимаете, Константин Юрьевич… Все говорят, что своей репликой вы очень помогли Файбышевскому. Еще бы! С вами Золотцев не может не считаться. — Чайкин помедлил. — …Правда, некоторые опасаются, что из-за этого стоянка в Италии сократится.
— Ну и черт с ней, с Италией!
Чайкин на минуту притих.
— …А я узнал еще одну любопытную вещь… — Он снова сделал осторожную паузу. — Если, конечно, хотите, скажу…
— Ну!
— Знаете, кто такой этот Чуваев? Мне человек один сообщил. По секрету. Зять Матюшина. Понимаете? Самого Матюшина! Так что у него в Москве ох какая длинная рука. Недаром Золотцев перед Чуваевым улыбки рассыпает, как цветочки…
Смолин отошел от борта, намереваясь идти в каюту, но обернулся и, не глядя на Чайкина, сухо бросил:
— Я вижу, что вы ходите по судну и собираете слухи. Это не дело ученого. Если в самом деле решили стать им, то надо заниматься наукой. Только наукой!
И уже на ходу обронил, будто между прочим:
— А на вашего Чуваева с его длинной рукой в Москве мне наплевать.
Итак, решено! Ежедневно он встает за полчаса до общего подъема — в шесть тридцать. Зарядка, бритье, душ, завтрак — и за работу.
Новая жизнь началась с момента, когда звякнул подвешенный к стене будильник. Смолин быстро натянул спортивный костюм, сунул ноги в кеды. Когда обувался, чуть не упал со стула — покачивало. Но он все равно пойдет на зарядку! Надо привыкать к штормам. Уже в коридоре услышал хрипловатый радиоголос:
— В связи с усилением штормового ветра просим во всех каютах и лабораториях проверить, задраены ли иллюминаторы.
