— Знаешь что, И-ри-ша, пойдем-ка на корму. Там вроде бы никого. И поговорим. Нам надо бы поговорить.
— Надо! — согласилась она.
Они спустились палубой ниже на корму. Обычно здесь вроде Бродвея, особенно по вечерам, не протолкнешься. Сейчас палуба была безлюдной.
— Знаешь, как называется часть судна, на которой мы с тобой находимся?
— Корма.
— Вот и не так! Положено говорить ко́рма.
Она улыбнулась:
— О! Ты уже стал моряком! А ведь, кажется, в море впервые. Так же, как и я.
День выдался солнечный, море полыхало неправдоподобной синевой, и в нем, будто нарисованные, проступали легкие желто-зеленые мазки далеких гористых островов. Там была Греция.
Ирина подошла к борту, подставила лицо ветру. В тугом потоке воздуха ее волосы, длинные и густые, затрепетали, как черное полотнище. Смолин невольно залюбовался ими, и его сердце тоскливо заныло. Он помнил запах этих волос.
— Вот где настоящая свобода! — облегченно вздохнула она.
— Что ты имеешь в виду? — Он облокотился о борт рядом с ней.
— Что имею в виду? — Ирина вскинула руки, словно обращалась к забортному солнечному простору. — Да вот это! Небо, море, ветер, полная отрешенность от всего, что на берегу.
И повторила упрямо:
— От всего!
— И от прошлого?
— И от прошлого! — Она решительно рассекла воздух ребром ладони, словно этим движением разрубала последнюю связь вчерашнего с нынешним.
— Значит, полное совпадение! И у меня точно такое же чувство, — искренне поддержал он. — Свободен от всего! Наконец свободен!
Она кивнула, продолжая смотреть в море, выдержала паузу:
— Ты неплохо выглядишь, Костя. Чуть пополнел. Но это тебе идет.
— А ты все та же. И это тоже тебе идет.
Она с легкой улыбкой приняла его комплимент.
— И в Ирину Лукину по-прежнему все влюбляются, — шутливо продолжал Смолин. — В нее всегда все влюблялись.
С деланным равнодушием Ирина чуть приподняла острое плечо, словно ставила под сомнение сказанное.
— Увы! Все в прошлом! Уже старенькая Лукина. Скоро дочь замуж будет выдавать.
Она отошла от борта. Ей надоели порывы ветра. Повернула к Смолину задумчивое лицо:
— Знаешь, какой милашкой становится Ольга? И уже сознает это. Даже боюсь за нее.
Он рассеянно подтвердил:
— Естественно.
Они помолчали, потому что нужна была пауза, чтобы вернуть разговор в прежнее, ни к чему не обязывающее русло.
— …Ты очень кстати вставил сегодня свое слово на совете. После тебя Золотцев пошел на попятную. Файбышевский сразу воспрянул духом. Вдруг нашел себе на «Онеге» опору. Да еще в твоем лице.
Смолин с досадой качнул головой, вспомнив холодный блеск очков Ирининого патрона.
— Не думаю, что я стану ему опорой. Опора у него, судя по всему, есть на «Онеге». И другой ему не нужно. Наверняка считает, что подфартило, — не сказал, а проскрипел, и собственный голос показался ему отвратительным.
В ответ Ирина поморщилась, недобро засмеялась, в ее смехе прозвучал вызов:
— Вполне возможно, что так и считает. Может быть, он и прав.
На этот раз молчание их было затяжным и тягостным. Смолин в душе проклинал себя: в каком унизительном положении вдруг оказался — будто мстил женщине за прошлое.
Почувствовав его настроение, Ирина повернула к нему опечаленное лицо, внимательно и вроде бы сочувственно взглянула такими знакомыми, всепонимающими глазами.
— Зря ты так, Костя! — сказала мягко и негромко. — Не надо! Слышишь? Не надо! Знаю, что виновата. Но не казни. Прошу!
Он опустил голову:
— Извини, — выдавил. — Все эти годы крепко держал себя на предохранителе. А вот сорвалось. Извини!
— Понимаю. Все понимаю. И даже то, зачем ты меня позвал сюда, на эту самую ко́рму. — Она намеренно сделала ударение на «о» и, окончательно разоружая его, спокойно, дружески улыбнулась. — Ведь не для такого разговора? Правда?
— Конечно, Ира! Просто хотел сказать тебе… — Он помедлил. — Если бы узнал в порту, что и ты в этой экспедиции, сошел бы на берег.
— Я бы тоже сошла… — ответила она серьезно.
Он поднял на нее глаза и заставил себя улыбнуться:
— Ну, уж коли не сошли вовремя, то давай заключим договор. Идет?
Она охотно вернулась к прежней наигранной веселости:
— Идет!
— Что было, то было, — продолжал он, вдруг чувствуя душевное облегчение. — А сейчас все просто: старые друзья случайно встретились на «Онеге» и как друзья хорошо относятся друг к другу. Но не более.
