Маменька моя, Виктория Владимировна, деду не то чтобы категорически не понравилась, но симпатии особой не вызвала. Он сразу все понял и про ее истеричный характер, и про замашки несостоявшейся примы Гороховского театра, и про ощущение себя самой востребованной мужчинами женщины страны. Ну, бывают и такие, что ж сделаешь. А уж просмотрев трагикомедию под названием «Большая любовь сына» пару-тройку месяцев, он четко понял, что надо упорядочить их совместную жизнь, расставив некие законы и договоренности раз и навсегда.
И сам все рассчитал и начертил перепланировку квартиры. Раньше это было одно пространство, начинавшееся с огромной прихожей, налево от которой располагались четыре относительно небольшие комнаты, гардеробная или комната служанки без окна, и один санузел, а направо здоровенная гостиная, хозяйская спальня, небольшой гардеробный закуток и просторные кухня, ванная с огромным окном и туалет.
Дед нанял лучших рабочих, и они поставили посредине прихожей перегородку с большими двухстворчатыми дверьми, над которыми всегда висели тяжелые плотные шторы, которые закрывали на время, когда к молодым приходили громкие гости. Себе он взял левую половину и вместо комнаты для прислуги сделал небольшую, но очень продуманную и уютную кухоньку и душевую кабину с умывальником. Вообще невообразимое новшество по тем временам! Их ставить начали только лет через пятнадцать у нас в стране. Говорю же – гений архитектуры. Не зря его родина любила.
Из этой части квартиры имелся выход на черную лестницу, которая вела на другую улицу, во дворы, дверь по его проекту заменили с хлипкой и ненадежной на основательную и серьезную.
Дедушка всю жизнь подбирал в интерьер антикварную мебель, которую великолепно реставрировали, и она украшала его жилище и жизнь. И на его половине всегда царило величественное спокойствие и классическая красота. Надо отметить, что дедушка был не просто умницей, а большой умницей и человеком с невероятным юмором и жизненным оптимизмом, что позволяло ему на все смотреть с некой усмешкой и ничему не придавать чрезмерного значения. Поэтому нам с Глорией разрешалось вытворять в этой антикварной красоте все что угодно, хоть ножки у раритетного стола подпиливать – он только посмеивался! Но мы особо не безобразничали, попортили, конечно, классики, не без этого, но не сильно.
А его кабинет вообще для нас был волшебной комнатой – местом, где мы спасались от всех детских бед и обид. Три стены, уставленные книжными полками чуть не под потолок, массивный, очень серьезный письменный стол с зеленым суконным покрытием, под стать ему кресло с высокой спинкой дугой – дед был у нас могучим, крупным и мебель подбирал под свои габариты.
И все, помню, посмеивался, что меня не иначе как эльфы принесли, слишком уж я маленькая и миниатюрная для их семейства. Это правда. У нас все статные, высокие, отец в деда, мама такая стройная, фигуристая, но крупная женщина, и Глория была высокой. А я непонятно откуда взялась такая мелочь.
Итак, кабинет, две спальни, небольшая гостиная, кухонька, душевая комната и санузел. Когда дедушка умер, нас с Глорией родители переселили на его половину, и жизнь словно разделилась – на ту, что была с дедушкой, и на ту, что стала после него, – на их, родительскую половину жизни, и на нашу. Детскую.
Порой мы по нескольку дней могли к ним не заходить – домработницы убирали у нас и готовили, а когда их не было, мы и сами с Глорией справлялись с уборкой и какой-то примитивной едой, а за уроками и остальной своей жизнью мы и так следили сами.
Когда Глория вернулась из Франции, мы с ней посовещались и сделали полную реставрацию мебели и серьезный ремонт, который выполнила нам папина бригада мастеров, и жили в полной гармонии, практически не пересекаясь с мамой. У нее протекала своя жизнь, насыщенная работой, друзьями, вечными посиделками у нас в доме, новыми театральными постановками, светской жизнью и любовью-разборками с отцом.
После гибели Глории я попробовала, но не смогла жить в ее квартире. Везде мне она мерещилась, и чудился ее голос, запах, думала – с ума сойду от тоски. Я вывезла оттуда все ценные вещи, многое из них – дорогую мебель, предметы украшения интерьера – мы поставили на маминой половине. И, не колеблясь, я сдала квартиру в аренду.
