Петя, дурдом летающий, точно. Ну скажи, вот ты можешь себе вообразить целый табор польских цыган, который у нас с Камчатки в Красноярск аэропланом кочует?
– Легко.
– Короче, решил я, на всякий случай, бдеть. Тем более что две дозаправки, в Хабаровске и в Красноярске. Из самолета выходить, то-се… Но он, похоже, так и пребывает в уверенности, что настоящую привез. Поэтому сразу исчез куда-то. Мало ли кто меня встречает, всякое может случиться. – Гурский отхлебнул коньяку. – Ну, а здесь у тебя как?
– Как… – Волков вкратце изложил события последней недели, обрисовав тем самым ситуацию.
– Так что, Саня, если эта трубка нам ничего не даст, – резюмировал он, – считай, приплыли. Суши весла.
– А я никуда и не отчаливал, – Адашев-Гурский сделал еще глоток и закурил новую сигарету.– Я трубку привез? Привез. А об другом, барин, разговора не было. Напущу полную ванну, чтобы с пушистой пеной, потом надену халат, вызвоню Татьяну и неделю на улицу выходить не буду.
– Ну, дело твое…
– А мы что, к тебе едем? – Александр взглянул в окно.
– К Ирине. Ты уж извини, но не могу я ее без присмотра оставлять. Я ж говорю, в нее стреляли. И пока я не разберусь, что к чему… Она, между прочим, деньги платит. И вообще.
– А вот это вот «вообще» – как?
– Что как?
– Ну-у… это самое.
– Да иди ты.
– Сам дурак.
Джип остановился во дворе. Гурский, забрав с заднего сиденья сумку, побрел за Петром к парадной.
– У тебя уже и ключи свои? – Александр приподнял бровь, глядя, как Волков отпирает дверь квартиры.
– И тапочки, – Петр пропустил Гурского вперед. – Проходи давай. Ира, это мы!
– Здравствуйте, – Ирина вышла в переднюю и протянула Александру руку. – Устали? Вон какие тени под глазами. Забирайтесь под душ, сами разберетесь, где что, а я пока что-нибудь перекусить…
– Минуточку, Ира, – остановил ее Гурский, доставая трубку. – Взгляните уж сразу, ваша?
– Ирина взяла трубку в руки.
– Да.
– Точно?
– Ну конечно, папина.
– Вот и хорошо, – Адашев снимал куртку. – А душ – это бы здорово. Там, в сумке, – пакеты. Петр, прокомандирствуй. Только бидон осторожнее, не переворачивай, я крышку подвязал, но…
Пока Гурский отмокал под душем, а Ирина хлопотала на кухне, Волков сел в кабинете покойного Гольдберга за письменный стол, включил настольную лампу и, разглядев трубку со всех сторон, осторожно отсоединил мундштук.
Металлический стержень, отфильтровывающий табачную крошку, в нем отсутствовал. Петр развернул чубук и поднес его поближе к свету. В глубине, в образовавшемся на месте вынутого фильтра пространстве что-то белело.
– Ира! – позвал он.
– Да? – вошла в кабинет Ирина.
– Слушай, у тебя пинцетика нет? Такого тоненького…
– Сейчас.
Она принесла пинцет, и Петр очень аккуратно вынул из чубука маленький бумажный комочек. Отложил пинцет и бережно расправил клочок бумаги, в котором угадывался обрывок входного билета, по всей вероятности того самого, который старик купил в кассе выставки восковых фигур. Тщательно разровнял его и прочел: «41 нибелунги числа 10, 33, 22».
– Ну? – взглянул он на Ирину. – И что он этим, ты думаешь, хотел сказать? Что это за сорок один нибелунг?
– Нет, – в раздумьи сказала она. – Это не сорок один нибелунг. Это… сейчас, подожди.
Подошла к стеллажу, где на полках рядами стояли тома «Брокгауза и Ефрона», и повела пальцем по корешкам.
– Вот, сорок первый том, Нибелунги.
– Ну-ка, ну-ка… – Петр вынул из плотного ряда абсолютно одинаковых книг ту, на которую указала Ирина, попытался перелистать и чуть не выронил на пол черную компьютерную дискету.
– Та-ак… – он подхватил дискету и, положив ее на стол, на всякий случай тщательно просмотрел том. Больше в нем ничего не было.
– Ну-ка, давай-ка посмотрим… – он включил компьютер, вставил дискету и стал ждать, пока тот загрузится.
– Ну и как? – вошел в кабинет Гурский.
– А вот что в ней было, – кивнул Волков на записку.
– В трубке?
– Ну да. Сорок первый том Брокгаузена… А в нем дискета.
На экране монитора развернулся ярко-желтый фон, на котором возникла рамочка с текстом: «Введите пароль».
– Ну вот, приехали… – откинулся на спинку стула Петр. – Ладно, давай попробуем. Какие там числа?
