– Не бери в голову. – Адашев подошел к прилавку, где были разложены коробки с сигарами, табаки, мундштуки и трубки.
– Во! – Дима ткнул пальцем в одну из трубок. – Вот такая вроде была. Только чуть побольше и не такая новая.
– А я вот давно хотел купить, но как-то все… Вот эту и покажите, – попросил Гурский продавщицу.Она подала трубку. Адашев покрутил ее в руках, вынул мундштук из чубука, вставил обратно.
– Дорогая, – уважительно сказал Дмитрий.
– Настоящая потому что, – пожал плечами Гурский. – Так и должно быть.
– Берете? – спросила продавщица.
– Да, – Гурский достал деньги. – И табачок, пожалуйста, вот этот. «Клана» у вас нет? Ну, что делать… Давайте «Амфору», только вот эту, покрепче.
В закусочной, позавтракав, он набил и раскурил трубку, выпуская клубы ароматного дыма. Затем вытряхнул в пепельницу остатки пепла, спрятал новую, но уже пользованную, пахнущую табаком и душистой золой трубку в карман, вышел на улицу и зажмурился. Солнечные лучи, отражаясь от неправдоподобно белого снега, слепили глаза.
– Как же ты здесь без очков-то? – спросил у Димы.
– Да я днем на улице-то почти не бываю. Выскочил, перекусил, сотку хлопнул и обратно. А потом только вечером, на ужин что-нибудь взять. Так что… Ну, пока?
– Счастливо. На, я вот тут телефон свой записал, звони если что…
– Ага, спасибо. А ты бы купил все-таки домой рыбки, икорки. Здесь на рынке дешево. И все наисвежайшее. А то как-то… с Камчатки ведь. Сегодня летишь?
– Да. Сегодня прямой рейс. В пять с чем-то. Ну, бывай.
– Пока. – Дмитрий зашагал на выставку.
Гурский миновал вещевые ряды, обогнул крытый центральный корпус рынка и медленно пошел вдоль прилавков, на которых была развешана на бечевках, разложена грудами на больших железных подносах всевозможная свежая, соленая, подкопченная рыба, расставлены стеклянные банки и пластиковые бидоны из-под импортного майонеза, наполненные красной икрой.
Он шел, пробовал икру, приценивался, торговался, советовался с продавцами, какую лучше взять рыбу, чтобы не испортилась в дороге без холодильника, и тайком бросал взгляды по сторонам.
«Должен он меня пасти, – рассуждал Адашев-Гурский, – должен. Он небось и вчера весь извелся, пока я сутки в номере спал и носа не высовывал. На выставку прощаться с Димкой я не заходил, это он знает, улететь вечером не мог, рейсы мои дневные. Значит, здесь я где-то. И уж на рынок-то за гостинчиком местным для друзей, для семьи, по его понятиям, заглянуть должен. Это мне Димон правильно подсказал. Здесь ему, для того чтобы меня засечь, самое правильное место. Не по улицам же бегать. Тем более что я его внешне, считается, как бы и не знаю. Где же ты, родное сердце?
Интересно, а вот когда червяк на крючке извивается, его поведение относительно окуня можно характеризовать как виктимное?»
Он дошел до конца рядов и медленно пошел обратно.
«Нет, только здесь он должен меня караулить. Не шмотки же китайские я домой повезу? Икорку, только икорку и рыбку. Ну? Где же ты?» – Гурский остановился, достал сигарету и, пытаясь прикурить, быстро, не поворачивая головы, одними глазами огляделся по сторонам. Потом, якобы загораживая пламя от ветра, развернулся, склонился к зажигалке и оглядел пространство за спиной.
«Оп-паньки, голуба моя… Вот ты и нарисовался». Александр увидел метрах в десяти позади себя рослого парня в кожаной куртке с откинутым на спину подбитым мехом капюшоном. Тот склонился к прилавку и пробовал с ложечки икру.
Гурский подошел, встал рядом.
– Ну и как, не очень соленая?
– Да нет вроде… – поднял голову парень.– Вкусно.
– И почем? – спросил Гурский у продавщицы.
– Ну, вон ту, – она указала на литровую стеклянную банку, – за сто рублей отдам.
– Да стекло везти неудобно. Кокну еще. А это? – он коснулся рукой, держащей сигарету, пластикового бидончика с крышкой и ручкой.
– Ну, тут побольше двух килограмм…
– За двести, а?
– Ну ладно.
– А довезу я до Ленинграда, не испортится?
– Ничего ей не сделается. Вы ж самолетом?
– Ну да. Сегодня. Вот только вещи в гостинице заберу.
– Довезете, не переживайте.
– Вот и спасибо, – он расплатился, взял бидончик. – Теперь рыбки еще, и все.
