– Хорошие?
– Не об этом речь.
– Хорошо. Чего вы от меня хотите? Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянула секретарша:
– Шамиль Ахмедович, кофе?
– Кофе? – взглянул на Волкова Кадыров.
– Кофе, – кивнул Петр.
– Кофе, Оленька и…ладно, я сам,-Шамиль встал из-за стола, вышел из кабинета и вернулсяс бутылкой коньяка.
Оленька расставила на журнальном столике кофейные чашки, сахарницу, две рюмки, блюдце с тонко нарезанным лимоном и печенье.
Волков перебрался на кожаный диван.
Хозяин кабинета опустился в кресло, перекатив его от телевизора, налил коньяк в одну рюмку и вопросительно посмотрел на Петра. Тот кивнул. Шамиль наполнил вторую и поставил бутылку на стол.
– Ваше здоровье, – поднял рюмку Кадыров.
– Ваше… – кивнул Петр.
Выпив коньяк, Шамиль положил в чашку ложечку сахару и, помешивая кофе, изобразил на лице внимание.
– Слушаю вас.
– Да это, собственно, я как раз хотел навести у вас кое-какие справки, – Волков поставил пустую рюмку на стол. – Может, даже и хорошо, что Гольдберга нет. Понимаете… вот у меня какая мысль возникла: а не может ли это нападение на его отца являться, косвенным образом, определенной мерой воздействия на самого Виктора Аркадьевича? Как вы считаете, а?
– То есть?
– Да очень просто. Может, он денег задолжал кому-то и тянет с возвратом, например. Или еще что… Бизнес есть бизнес. Мало ли. Конкуренты какие-нибудь. Вы какую деятельность, так сказать, осуществляете, если не секрет?
– Ну, вообще-то существует понятие коммерческой тайны.
– Нет-нет… – Волков поднял руки. – Бога ради. Я… так, в общих чертах, без кон-кретики.
– Ну, если без конкретики – торгово-закупочную деятельность. Осуществляем.
– Могут быть трения с конкурентами?
– Ну… Будут трения – будут терки… – усмехнулся Шамиль.
– А не было?
– Пока нет.
– Понятно… То есть ничего, конечно, непонятно, – Волков отхлебнул кофе. – А может, вы не знаете чего-то?
– Возникли терки, а я не в курсе? Так, что ли?
– Это невозможно?
Вместо ответа Шамиль выразительно пожал плечами.
– Ну да, ну да. Виктор Аркадьевич – генеральный. А вы, простите?
– Коммерческий.
– И крыша, соответственно, присутствует?
Шамиль молча кивнул.
– А вот скажите, могли быть у Виктора Аркадьевича какие-то свои, личные долги? Как вы считаете? Вот сестра его говорит, в последнее время он жить стал кучеряво.
Шамиль, бросив быстрый взгляд на Волкова, потянулся к бутылке.
– Еще рюмочку?
– А почему нет…
Кадыров налил, чокнулся с Петром и выпил.
– Вы знаете, – сказал он, подождав, пока гость выпьет свой коньяк. – Тут вот какое дело. Поскольку вы человек не совсем посторонний, и интерес ваш, так сказать, не праздный… Есть у Виктора долги. Он же шпилить пристрастился, причем как маньяк. У меня назанимал, ну, мы – люди свои, разберемся, но он и еще где-то… И, по-моему, много. Не то чтобы уж очень, но достаточно, чтобы его дергали. До наезда, правда, пока не доходило, но… черт его знает. Отморозки же на каждом шагу. И все на стволах. Раньше-то хлестались у кого бойцов больше, а теперь – у кого стрелков. Беспредел. Все что хочешь может быть. За десятку грохнут, если что. Чтобы страху нагнать, чтоб другим неповадно было.
– А вы не пытались разобраться?
– С кем?
– Я в том смысле, что – спрашивать у него не пытались?
– А, это… Спрашивал, он молчит. Сам, дескать, решу этот вопрос. Это мое личное, тебя не касается, сиди спокойно.
– Ага… Может, таги расписки?
– Не знаю. Но стрелок ему никто не забивал.
– Он бы один не поехал.
– Конечно.
– Так-так-так… Вот, в принципе, хоть что-то проясняется. Но мне вот что непонятно…
– Да?.. – Шамиль налил еще по рюмке.
Они выпили. Коньяк способствовал плавному перерождению разговора в дружескую беседу, в процессе которой, как известно, возникает ощущение взаимной симпатии, люди раскрываются навстречу друг другу, и их общение обретает душевность и искренность.
– Я вот что думаю, Шамиль… можно так?..
– Конечно.
– Шамиль, а чего это он вдруг долгов нахватал, а? Их же отдавать надо.
– Ну да, берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда, – усмехнулся Кадыров.
– Вот-вот. Он же, мне сестра его говорила, раньше скромнее жил. С твоим приходом дела в гору пошли?
