– Еще скажи, тебя девушки не любят…
– Не скажу. Ложь унижает.
– Икру ты там будешь есть жировую, кету, горбушу, кижуча. А селедочка тихоокеанская, а?
– Слабой соли?
– Естественно. Она же размером с поросенка, а жирок так и капает…
– Под рюмочку?
– Это уж я не знаю. Сторона чужая.
– Не поеду.
– Ну немножко, если отнестись к процессу скрупулезно.
Они спустились по лестнице и вышли на улицу.
– Я высоты боюсь. Летать могу только пьяным.
– А ты в окошко не смотри. Кресло-то в самолете на полу стоит. Какая высота?
– У меня гипертрофированное воображение.
– Ну хорошо, в аэропорту мы вместе хлопнем, только ты в самолете не догоняйся. В Хабаровске на поезд надо будет пересесть, по пьянке ты заблудишься.
– А прямого рейса нет, что ли?
– Вроде нет, да и на Хабару только раз в неделю из Питера. В среду или четверг, я забыл, а может, и поменялось все, я давно летал.
– А в поезде – Эс Ве?
– Эс Ве, Эс Ве… Чистые простыни, хорошенькая попутчица.
– А если она храпит?
– А ты ей спать не давай.
– Прямо и не знаю… Я уже расстроился. Который час? Ну вот, уже обедать пора, а мы вместо этого дурака валяем.
– Сейчас, зайдем к Ирине этой Аркадьевне… а она вроде ничего, а?
– В каком смысле?
– В том самом.
– Ну, если в этом, то я бы стал.
– А ты всех баб на «стал бы – не стал бы» делишь?
– Ну давай, маму еще вспомни, романтик ты наш.
– Да, кормить тебя пора. Сейчас поговорим, потом билет тебе купим – здесь рядом на Кировском кассы – и где-нибудь перекусим.
– Вот ты сам и перекусывай «где-нибудь». А я общепита не переношу.
– Да брось, вот, я знаю, хорошо кормят в…
– Не могут они хорошо кормить. Хоть там интерьеры, хоть лобстеры. Общепит, он и есть общепит, по определению. Повар готовит в никуда, сам не знает кому, без любви ко мне лично. Может, он в этот момент о любовнике своей жены думает с ненавистью? А я потом все это есть должен?.. И какие билеты? У меня паспорта с собой нет, забыл? Все равно домой надо.
– А у тебя еда есть?
– Конечно. Только я из дома-то еще когда ушел, мясо небось часа два размораживать надо.
– А микроволновки нет?
– Нет. И не будет. Ты эти микроволны видел? Уверен, что они не тлетворные?
– Хорошо, вон рынок рядом, купим что-нибудь.
– Я «что-нибудь» уже не хочу. Я уже рыбки хочу.
– Слушай, не капризничай, а?
– Ну правильно, как на край света ехать, да еще на аэроплане, так Гурский, а как Гурскому пожрать…
Они поднялись на третий этаж и позвонили в знакомую уже квартиру. Дверь на этот раз им открыл мужчина лет тридцати в дорогом темно-синем костюме, белой рубашке и вишневом галстуке. Белокурые волосы были аккуратно уложены, а на безымянном пальце правой руки тускло поблескивало золотое кольцо с плоским черным камнем.
– Добрый день, – поздоровался Петр. – Ирина Аркадьевна дома?
– Вы Волков? Здравствуйте, проходите. Ира!
Ирина вышла из гостиной, гася на ходу сигарету в маленькой керамической пепельнице.
– Здравствуйте еще раз, Петр Сергеич. Раздевайтесь, проходите, знакомьтесь – Виктор, мой брат.
– Очень приятно.
– Александр.
– Виктор.
– Гурский и Волков разделись в передней и прошли в комнату.
– Кофе?
– Нет, – отказался Гурский, – спасибо.
– Спасибо, – Петр поправил рукав джемпера, – мы ненадолго. Ирина Аркадьевна, а можно еще разок взглянуть на муляж этот?
– Пожалуйста, – она вышла в кабинет и принесла трубку.
Волков взял ее в руки, поднес поближе к глазам и внимательно осмотрел.
– Взгляни, – протянул Александру. Гурский взял трубку, потер пальцем какое-то пятнышко на чубуке и вернул Петру.
– Воск, – вздохнул он. – Дальняя дорога, казенная еда.
– И что сие означает? – покосившись на волковскую амуницию, скептически обронил Виктор.
– Видите ли… – Волков положил имитацию на стол. – Ваш отец в тот вечер, перед тем как вернуться домой, зашел на выставку восковых фигур и зачем-то подменил у Отца народов трубку.
Брат и сестра удивленно переглянулись. Волков отметил, что, внешне совершенно разные, они тем не менее чем-то неуловимым очень похожи. И отчего-то это обстоятельство его раздражало.
– Вы хотите сказать, – удивленно спросила Ирина, – что он стащил трубку у восковой фигуры Сталина?
– Скорее, на мой взгляд, наоборот. Он вставил Сталину в руку свою, презентовал, так сказать, а вот это, – Петр приподнял муляж, – положил себе в карман.
