Можно было бы отдать Гриньке компас с кожаным ремешком. Его носят на руке, как часы. Буквы со странами света и кончик стрелки зеленым светом в темноте блестят. Отличная вещь. Но… как отдать? Компас, хотя и лежит в общем ящике серванта, вроде как ничейный, но всем же отлично известно, что давным-давно он был подарен отцу за участие в тушении лесного пожара, это еще когда отец служил в армии в Белоруссии. Нет, из-за компаса могут быть неприятности…
В конце концов, повздыхав, Костя прошел к столу, где лежала тетрадка с написанным условием задачи про бассейн и трубы, и взял свою голубую трехцветную ручку. Что поделаешь — придется отдать. «Скажу, потерял», — решил Костя. Но оказалось, что и замечательной трехцветной ручкой он не может расплатиться с Гринькой: на колпачке, увенчанном металлической защелкой, виднелась чуть заметная трещина. Костя и огорчился этому и обрадовался. Больше обрадовался: ручка с такой ерундовой трещинкой еще долго прослужит ему, а Гриньке отдавать ее нельзя. «Порченую, скажет, вещь подсовываешь». Только отчего же трещина появилась? Может, вчера, когда Женьку Кругликова портфелем на перемене трахнул?..
Так и не придумал Костя, чем расквитаться за проигрыш. Не до того потом было — засел перед телевизором, показывали футбольный матч динамовских команд Киева и Тбилиси.
А совсем поздно вернулся отец. Снял в передней туфли и неслышно прошел в спальню.
— Мамусь, — виновато взглянул он на жену и осторожно дотронулся до ее плеч. Лидия Ивановна, с ножницами и сантиметром стоявшая у стола, на котором были разложены куски материи, недовольным движением стряхнула с плеч его руки! — Мамусь, — жалобно повторил Аркадий Федорович, — все знаю, что хочешь сказать: испорчено великолепное воскресенье, ты весь день одна, ждешь и, быть может, даже горько рыдаешь, вспоминая тот день, когда… в бассейне спортобщества «Трудовые резервы» увидела на десятиметровой вышке поджарую и довольно мускулистую фигуру своего будущего супруга.
— Ох и подлиза ты! — усмехнулась Лидия Ивановна. — Ну мог хотя бы позвонить?
— Ты же знаешь — у Галиева нет телефона… Но, Лидуша, должен тебе доложить, что мы, в общем, не зря поработали. Чуть-чуть двинулись вперед — попробуем расположить магнитные датчики в шахматном порядке…
— Аркаш, вы хоть поели там?
— Я сыт, сыт. Превосходные, поверь, изготовили макароны, яйцами залили. А за черный кофе Ашот мог бы взять международный приз. Непревзойденный мастер.
— А ты у меня непревзойденный фантазер, невнимательный муж и неважный отец.
— Неужели все так плохо? — убито спросил Аркадий Федорович.
— Так выходит, — печально проговорила Лидия Ивановна. Но, взглянув в лицо мужа, по-настоящему расстроенное и жалкое, обняла его за шею, притянула ж себе. — Но не думай, что я жалею о том дне, когда четырнадцать лет назад, седьмого июля, студентка третьего курса после получасовой тряски в автобусе вошла в бассейн спортивного общества «Трудовые резервы». До сих пор верю, что это был самый удачный день в ее жизни.
— Прости меня, — растроганно сказал Аркадий Федорович. — Я действительно невнимателен к тебе.
— Ко мне — это полбеды. Тебя Костя почти не видит. А мужское влияние, особенно на сына, сам знаешь…
— Я разговаривал с ним сегодня.
— На педагогическом языке это называется «общался».
— Мы хорошо разговаривали. В общем, ничего уж такого страшного я не заметил. Двойки — это, разумеется, неприятно. Но, помню, и у меня подобные вещи случались. Тоже грешен был. И, как видишь, ничего. Не пропал. А Костя обещал исправить. Целый час при мне сидел за уроками. Примеры решил. Задачу.
— Задача? Видела в его тетради. Так и осталась нерешенная. Полдня пропадал, опоздал к обеду. Только что с огромным трудом от телевизора оторвался. Футбол!
— Кто играл? — вырвалось у Аркадия Федоровича.
— И ты туда же! Психоз нации… Аркадий, пора всерьез браться за сына. Упустим. А тут еще влияние того рыжего разбойника с восьмого этажа — Швырева…
— Пожалуй, ты права, — согласился Аркадий Федорович. — Давай думать…
Пока всерьез обсуждалась дальнейшая Костина жизнь, сам виновник родительских тревог уже укрылся байковым одеялом и закрыл глаза, перебирая в памяти события минувшего дня. Временами он принимался вновь думать о той вещи, которую должен вручить завтра Гриньке. И вдруг Костю осенила счастливая мысль. Карты! На Гринькины карты просто смотреть страшно: треснутые, ободранные, едва масть различишь. Картам Гринька здорово обрадуется. Еще бы! Вместо такого дранья получить новенькие! Завтра утром надо обязательно сбегать в универмаг. А деньги у него есть. Рубль шестьдесят копеек в коробочке из-под леденцов запрятаны. На всякий случай (вдруг стоят дороже) несколько молочных бутылок можно прихватить.
