— Что ты такое говоришь! — возмутился Александр Данилович.
— Вот то и говорю, что так оно и случилось. Знаю я этих Долгоруких, всех этих змей подколодных! В глаза-то тебе смотрят да все улыбаются, а как отвернёшься, так и ужалят.
— Полно, полно, Варвара, перестань! Не говори не дело, — строго одёрнул свояченицу Меншиков, видя, что дочь от обиды готова расплакаться. — Какие Долгорукие? О чём ты говоришь? Старый-то князь дурак дураком, а сыночек хорош только девок за подолы хватать.
— Александр Данилович, что ты говоришь такое? Ведь здесь дочери твои, — взмолилась Дарья Михайловна.
К ночи, когда страсти немного улеглись и все направились спать, Александр Данилович окликнул у порога Варвару Михайловну и попросил её остаться. Та быстро подошла к нему, вопросительно глядя в глаза.
— Погоди, Варвара Михайловна, погоди, — повторил он задумчиво. — Есть мысль одна, хочу её с тобой обсудить.
Узнав содержание указа, доставленного курьером, Александр Данилович утратил мужество. Видя слёзы жены и дочерей, неистовство свояченицы, он испугался. Испугался не за себя, а за всех тех беззащитных родных, судьба которых представлялась теперь в самом чёрном цвете. Отбросив гордость, он решил ещё раз попытаться просить защиты у тех, кто был теперь в силе, у тех, кого он знал, кому помогал, когда сам был при власти.
Варвара Михайловна молчала: ждала, что скажет князь.
— Скажи, Варвара, — обратился он к ней кротко и ласково, — есть ли у тебя человек надёжный?
— Надёжный? — переспросила Варвара Михайловна.
— Да, такой надёжный, которому довериться можно?
— Довериться? — всё ещё ничего не понимая, переспросила свояченица. — В чём довериться? Неужто ты решил бежать? — со страхом спросила она.
— Да какое там бежать! — Меншиков безнадёжно махнул рукой. — Бежать раньше можно было, когда моих людей с оружием было вдвое больше, чем у Пырского.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец Александр Данилович сказал, отводя взгляд в сторону:
— Нет, не бежать. Нужен надёжный человек, чтобы сейчас тайно отправить его в Москву да ещё кой-куда.
— В Москву? Это зачем же?
— Хочу послать гонца тайком с просьбой к генералу Михаилу Михайловичу Голицыну[18], Пусть похлопочет перед государем о милости, — он на секунду остановился, — да не мне, не для себя прошу милости, а для них, — он махнул рукой на дверь, за которой скрылись жена и дети.
Варвара Михайловна промолчала.
— Виноват один я, — продолжал Меншиков твёрдо, — так пусть меня одного и казнят. Их-то за что?
Варвара Михайловна, подойдя к нему совсем близко, крепко обняла его и, прижавшись всем телом, заговорила, жарко дыша в самое ухо:
— А я-то как же, дорогой ты мой Александр Данилыч, я-то как без тебя останусь?
Меншиков молча старался высвободиться из её крепких объятий.
— Друг ты мой дорогой, Сашенька, для меня весь свет белый не мил без тебя. Мне бы только рядом с тобой, всё равно куда, хоть в Сибирь, хоть на каторгу, лишь бы с тобой!
— Что ты, что ты, Варвара, — взволнованно прервал её Меншиков. — Ну будет, будет, успокойся.
— Ведь люблю я тебя, дорогой ты мой, — не обращая внимания на слова Александра Даниловича, продолжала Варвара.
— Знаю, всё знаю, — тихо проговорил он.
— Знаешь?! — удивлённо воскликнула Варвара Михайловна, отстраняясь от него.
— Конечно, знаю, не слепой же. Всё вижу и всё знаю.
После этих слов Александра Даниловича Варвара Михайловна отошла от него, провела рукой по лицу, будто стирая с него все те чувства, которые вдруг, помимо её воли, вырвались наружу. И словно не было между ними ничего, словно она не говорила ему только что те страстные слова, которые долгими одинокими ночами твердила сама себе.
Она спросила его по-деловому:
— Когда надо?
— Сейчас.
— Есть у меня один надёжный человек.
— Кто таков?
— Фёдор Фурсов.
— Фурсов? — удивлённо переспросил Меншиков. — Мой служитель, что по своей воле с нами отправился?
— Он самый.
— Хорошо ли знаешь его?
— Человек надёжный, — твёрдо ответила Варвара Михайловна.
Прячась от караула, Александр Данилович обдумал и написал прошения с просьбой о смягчении их участи не только Голицыну, но и губернатору Москвы Ивану Фёдоровичу Ромодановскому, а также давнему своему знакомому, сенатору Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину, которому Меншиков в своё время помог немало.
