— Так это правда?! — сдавленным от волнения голосом произнесла Маша.
— Что правда? — спросила тётка, даже не взглянув на неё и не выпуская из рук вышитой сорочки.
— То правда, что сватают меня за этого, этого... — Она не могла говорить от рыданий.
Тётка молча, тяжело опираясь руками о край сундучка, поднялась с колен, села на постель, прямо на груду одежды, вытащенной ею из сундучка.
— Знаешь уже? — спросила она спокойно, без тени удивления.
Ровный, будничный голос тётки словно отрезвил Машу, она перестала всхлипывать, но слёзы ещё текли по её лицу.
— Полно, полно, голубушка, — сказала тётка ласково, — не плачь, поди сюда, сядь рядышком.
Маша покорно подошла к кровати, тётка отодвинула от края наваленные вещи, освобождая место для племянницы. Маша села возле. Некоторое время обе молчали. Мокрой ладонью Маша вытирала залитое слезами лицо.
— На вот, голубушка, утрись, — протянула ей тётка тонкий белый шёлковый платок с длинными кистями.
Маша машинально взяла платок, уткнулась в него и вновь зарыдала, громко всхлипывая. Тётка сидела неподвижно, молча гладя вздрагивающие плечи Маши. Мало-помалу та успокоилась, перестала плакать и, отняв платок от лица, посмотрела на тётку воспалёнными, распухшими от слёз глазами.
— Ты всё знала? — спросила Маша с какой-то затаённой надеждой, глядя тётке в глаза.
— Да, — коротко ответила та, кивнув головой.
— Что ж ты мне ничего не сказала? — с упрёком произнесла Маша.
— Не велено было, — тихо отозвалась тётка.
— Кем же не велено?
— Отцом. Твоим отцом, вот кем. Всё ведь ещё только решалось.
— Что решалось? — не понимая, о чём говорит тётка, спросила Маша.
— Твоя свадьба с великим князем, — твёрдо ответила Варвара.
— С великим князем! — вскричала Маша, вскакивая с постели. — Да как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что я люблю графа Петра! Знаешь? — повторила Маша, подходя совсем близко к тётке.
— Знаю, — кивнула та.
— Так как же ты можешь, ты... — Маша несколько раз повторила это слово, не найдясь, что сказать ещё.
Варвара спокойно посмотрела на неё.
— Да, да, — горячо продолжала Маша, — как можешь ты говорить такое, ты, ты, которая сама всю жизнь любила моего отца!
При этих словах Маши лицо Варвары Михайловны побледнело, губы крепко сжались в тонкую линию. Застыв в ожидании, она, казалось, ждала, что ещё скажет ей Маша.
— Я знаю, знаю, — уже не так запальчиво и тише проговорила Маша, — слышала, как ты с батюшкой о том говорила.
Маша с опаской взглянула на застывшее, словно окаменевшее лицо тётки. Испугавшись сама своих слов, Маша подошла к ней ближе, склонилась над нею, но та никак не отозвалась. Маша опустилась пред тёткой на колени, уткнувшись лицом в подол её платья, вновь громко и горько зарыдала.
— Ну будет, будет, — наконец спокойно произнесла Варвара Михайловна, гладя Машу по растрепавшимся волосам. — Плакать-то зачем?
Маше показалось, что тётка говорит это, улыбаясь.
— Плакать не об чем, — повторила она ещё спокойнее, — а давай-ка мы с тобой сейчас чайку напьёмся.
Я велю заварить чайку с мятой да малиной, а потом и поговорим.
Сказав это, Варвара Михайловна вышла из комнаты, а сморённая горем и слезам Маша, повалившись на груду вытащенных из сундука вещей, мгновенно уснула.
Позже, напившись ароматного чаю, Маша и тётка долго-долго сидели рядом на постели обнявшись, и Варвара всё говорила и говорила ей тихим спокойным голосом, что всё, что Богом задумано и делается, — благо и нет в том большой беды, что забрали у неё любимого жениха.
— На всё воля Господа, — уверенно повторяла тётка, крестясь на икону в божнице.
Маша слушала её молча, казалась совсем успокоенной, убеждённой её доводами, но неожиданный вопрос, заданный Варваре Михайловне, говорил о том, что её спокойствие только внешнее.
— Так ты говоришь, — повернулась она к тётке, посмотрев на неё глазами, полными муки, — что его не велено из дворца выпускать?
— Сама государыня строго наказала за ним следить, чтоб никуда из дворца не отлучался.
— Так вон оно как, — вздохнула Маша, как показалось Варваре, с облегчением. — Я-то думала, что он по своей воле перестал у нас бывать, а тут вот оно что. — Она не договорила и вновь глубоко вздохнула.