— Жених-то наш, бают, женится на другой, — говорила одна швея, которую Маша узнала по голосу.
Это была разбитная весёлая девушка Аннушка, всегда всё узнававшая раньше всех. Затаив дыхание, Маша прислонилась к двери, боясь пропустить хотя бы слово из разговора девушек.
Очень скоро она узнала, что её свадьба с графом Петром Сапегой расстраивается из-за повеления государыни.
— Прямо отняла она жениха у нашей барышни, — говорила Аннушка.
— Ну, прямо отняла! — возразила ей другая девушка. — Ей-то он зачем надобен?
— Как зачем? — засмеялась Аннушка. — Жених-то наш красавчик! Уж такой красавчик, такой красавчик, — смеясь, повторяла она, — так бы и съела!
— Да полно тебе зубоскалить, болтушка, — серьёзно возразил ей кто-то из подруг.
— Ну, ей-богу, правду говорю, — продолжала Аннушка, — от верных людей слыхала, что берёт его государыня себе в полюбовники. Старые-то, вишь, ей все надоели, а свеженького да хорошенького всем охота.
За дверью некоторое время было тихо. Маша ни жива ни мертва ждала, что ещё скажет Аннушка.
— А наша-то барышня как же? — спросил её кто-то.
— А как? — весело отозвалась Аннушка. — Да никак. Приданое-то мы не зря готовим: и для неё женишок сыскался...
— Да кто ж такой? — раздалось несколько голосов.
— Кто, кто, — повторила Аннушка, — это уж ни в жисть не догадаетесь.
В ответ прозвучало несколько имён молодых людей, часто бывавших в доме Меншиковых.
— Не, не, девки, не гадайте, всё одно не догадаетесь.
— Так сама скажи, не томи. Чай, не секрет, раз приданое готовим.
— Вот уж верно, женишок так женишок!
— Ну кто же? Кто? Не томи ты нас, Аннушка!
— Да Пётр Алексеевич...
— Какой такой Пётр Алексеевич? — прервала её одна из девушек.
— Какой, какой? Самый что ни на есть настоящий Пётр Алексеевич!
— Неужто великий князь?
— Он, он самый и есть, — уверенно прозвучал голос Аннушки.
— Пустое болтаешь, девка. Какой же он жених? Ему и лет-то от роду есть ли десять?
— Не десять, а поболее, — всё так же уверенно отвечала Аннушка.
— Не может того быть! Ну кто такое дитё женить станет? Наша-то барышня много старше его будет.
— Что ж с того, что старше? Зато он великий князь. Бают...
Но тут Аннушка заговорила так тихо, что оглушённая новостью Маша не слышала больше ничего.
Но даже из того, что она узнала, ей многое стало ясно. Так вот, значит, почему их свадьба всё время откладывается, и граф Пётр совсем перестал бывать у них в доме!
Не помня себя от навалившегося горя, Маша как во сне отошла от двери, поднялась к себе в комнату и бросилась на постель.
Маша металась на постели, не находя себе места. Она то снимала, то вновь надевала обручальное кольцо, подаренное ей женихом в тот памятный радостный день, теперь уже такой далёкий. Наконец она надела кольцо, сжала руку в кулак так крепко, словно кто-то хотел отнять его у неё.
— Нет-нет, — прошептала она, — это всё не так. Надо идти куда-то, бежать, узнать всю правду. Правду, правду, правду, — повторяла она, уткнувшись лицом в подушку и горько плача.
От переживаний она то ли уснула, то ли впала в забытье, и ей привиделась прогулка на шлюпке вдвоём с графом Петром.
Тёплый весенний вечер, когда все неподвижные предметы, окутанные прозрачным серым сумраком, кажутся прекрасными, околдованными, сказочными. Они сидят на корме совсем близко друг к другу. Лодка тихо скользит по глади воды, в которой, словно во сне, отражаются прибрежные деревья и кусты.
Они выезжают в залив. Маша впервые видит необъятную водную ширь, где-то далеко-далеко окрашенную в золотистый цвет закатным солнцем.
И всё это: и вода, и удаляющийся берег, поросший лесом, тишина и прозрачность воздуха, и этот человек, сидящий с ней так близко, рядом, показались ей тогда чем-то нереальным. Ещё тогда почему-то подумалось ей, что вся эта прозрачная красота зыбка, ненадёжна и может растаять, как лёгкое облачко, проплывающее и над ними, и над водой, и над всем миром.
Она очнулась, вскочила с постели, полная какой-то решимости, выбежала из комнаты и понеслась к тётке.
Та стояла на коленях возле небольшого окованного серебряной вязью сундучка, всегда стоявшего в её комнате возле изразцовой печи закрытым. Теперь он был выдвинут из своего угла к кровати, ц тётка перебирала его содержимое: тонкие пожелтевшие кружева, шали, старинные головные уборы, шитые жемчугом. Она внимательно рассматривала их и аккуратной стопкой складывала на разобранной ко сну постели.
