Слух о существовании завещания проник в среду сановников и вызвал вполне основательные опасения, что всесильный Меншиков на правах тестя малолетнего государя будет распоряжаться судьбой каждого из них. Однако открыто противодействовать намерениям Меншикова никто не посмел.
В вопросе наследования среди вельмож, окружавших трон, возникли серьёзные разногласия, разделив всех на несколько партий, тяготевших к тому или иному претенденту на престол.
Так, генерал-полицмейстер Петербурга и родственник Меншикова Антон Девьер[12] и Александр Бутурлин ратовали за выдвижение на трон старшей дочери Петра I — Анны Петровны.
Опасаясь укрепления Меншикова при воцарении Петра II, Бутурлин, беседуя с Девьером, пророчески сказал: «Светлейший князь усилится. Однако ж хотя на то и будет воля, пусть он не думает, что Голицын, Куракин и другие ему друзья и дадут над собой властвовать. Нет! Они скажут ему: «Полноте, милейший, ты и так над нами властвовал. Поди прочь».
Взгляды Девьера и Бутурлина разделял и давний единомышленник Меншикова Пётр Андреевич Толстой, однако он предпочитал видеть на троне не Анну Петровну, а её младшую сестру — Елизавету.
Эти вельможи не без оснований опасались мести Петра II за своего погибшего отца, царевича Алексея, к смерти которого они в той или иной степени были причастны.
Знать же в лице Долгоруких, Голицыных, Нарышкиных пугало всесилие Меншикова. Они стояли за возведение на царство законного наследника Романовых, уже обойдённого однажды, при воцарении Екатерины, — великого князя, молодого Петра Алексеевича.
Обращаться же к Екатерине было уже поздно. Она была прикована к постели и слепо выполняла волю Меншикова. Смертельно больную Екатерину он навещал по нескольку раз в день, зорко следя за всеми её действиями.
24 апреля Екатерине стало немного легче, и Меншиков, воспользовавшись этим, сумел подсунуть ей указ об учреждении следственной комиссии над своими противниками, выступавшими против его планов возведения на трон Петра II с условием жениться на одной из дочерей Александра Даниловича.
Генерал-полицмейстер граф Девьер был арестован прямо в покоях государыни. При его разоружении он сделал неудачную попытку заколоть светлейшего князя и своего родственника Меншикова, однако удар был отведён дежурным офицером.
5 мая 1727 года у императрицы началась агония. Меншиков безотлучно находился возле умирающей. В минуту, когда к ней вернулось сознание, она подписала поданный ей Меншиковым указ о наказании всех привлечённых к следствию.
Девьер и Толстой, лишившись чинов и имений, были сосланы: Девьер — в Сибирь, Толстой — в Соловецкий монастырь, где и умер спустя два года. Бутурлин был отправлен в дальнюю деревню. Замешанный в этом деле Иван Долгорукий был отлучён от двора, лишён чина и переведён из гвардии в армию. Расправившись со своими противниками — бывшими единомышленниками Меншиков лишился поддержки, ослабил свои позиции и остался один на один с хитрым, умным и осторожным политиком Андреем Ивановичем Остерманом — вице-канцлером и интриганом.
Эти события самым прямым образом сказались на дальнейшей судьбе светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова.
Утро 6 мая 1727 года было по-весеннему светлым и радостным.
Окно комнаты, в которой помещался великий князь Пётр Алексеевич, выходило в небольшой садик, окружавший дворец со стороны, противоположной набережной. Томимый какими-то неясными предчувствиями, великий князь, проснувшись рано утром, подошёл к окну и толчком отворил его. Вместе с разноголосым птичьим щебетанием в комнату ворвался свежий, прохладный весенний воздух, несущий с собой запах уже отогретой солнцем земли и первой робкой зелени. Тихий шорох возле двери заставил его быстро обернуться. В комнату осторожно, очевидно боясь разбудить его, входила сестра — великая княгиня Наталья. Пётр поспешил к ней навстречу. Она порывисто обняла его, прижала к себе.
— Что так рано? — спросил брат, поднимая к ней удивлённое её ранним появлением, озабоченное лицо.
— Тише, тише, — шёпотом проговорила Наталья, увлекая его в комнату, подальше от двери.
