— Вот это колечко он подарил мне, — прерывая свой рассказ, произнесла княжна, протягивая брату правую руку, где на среднем пальце было тоненькое золотое колечко с одной-единственной крупной жемчужиной.
— Что ты ему подарила? — спросил брат, рассматривая колечко.
— Я? — смутилась сестра. — Да так, ничего, пустяки.
— Но всё же, что?
— Свой портрет, — помолчав, наконец проговорила княжна.
— Портрет?
— Да. Маленький такой, как медальон, на шёлковом шнурке.
— А-а, — протянул князь Иван, — небось сразу же надел его?
— Да, надел, — вновь смутившись, ответила сестра.
— Ну, любовь, — не то с завистью, не то с сожалением произнёс князь Иван.
— Любовь, — мечтательно повторила княжна.
Она посмотрела на брата и, заметив его странную улыбку, сказала с чувством:
— Тебе этого, братец, не понять.
— Это почему же?
— Да потому, — улыбнулась княжна. — Про твои амуры слухи и до Польши дошли.
— Смотри-ка, — самодовольно улыбнулся князь Иван, — я-то думал, живу тихо-скромно, никуда не лезу, никому не мешаю, а что амуров много — так это ж хорошо!
Княжна Катерина молчала, с каким-то нескрываемым сожалением глядя на брата. Он посерьёзнел, перестал улыбаться и, посмотрев сестре в глаза, произнёс со значением:
— Любовь — это хорошо, только смотри, чтоб твоя любовь не разметалась по ветру.
— Это почему же? — обеспокоилась княжна не столько словами брата, сколько тем тоном, каким они были сказаны. — Это почему же? — вновь с беспокойством повторила она. — Или ты что знаешь?
— Может, и знаю, — тихо и уже не глядя на сестру, промолвил князь Иван.
— Что ты, братец, знаешь? — в тревоге проговорила княжна. — Может, о графе что-то нехорошее слышал?
— Нет-нет, о нём я ничего не слышал, кроме того, что красавец да в тебя без памяти влюблён.
— Тогда что же? — допытывалась княжна у брата.
— Скоро всё сама узнаешь, — так же значительно ответил князь Иван.
Выйдя из комнаты, он оставил сестру в волнении и предчувствии чего-то нехорошего, что изменит всю её жизнь.
Ждать неожиданных известий ей пришлось недолго.
Весна 1729 года выдалась ранней, тёплой, быстрой. Огромные снежные сугробы, вперемешку с конским навозом окаймлявшие проезжую часть улиц, быстро убывали под лучами солнца, наполняя талой водой выбоины и ухабы на разбитых дорогах, делая их совершенно непроезжими.
Однажды поздней ночью, возвращаясь домой, князь Иван попал в одну из таких ям. Сам он едва выбрался из неё, но любимого коня, сломавшего в той яме ногу, пришлось пристрелить. Узнав об этом, Пётр Алексеевич ужаснулся не тому, что его друг Иван чуть не утонул в яме, а тому, что тот собственноручно пристрелил коня.
Этот ли случай помог, или что другое, ко молодой государь решил рано уехать из Москвы, где опасность попасть в такую же яму ожидала каждого на разбитых московских дорогах.
Уже 1 марта царская охота с огромным количеством борзых и гончих собак, лошадей, экипажей, придворных потянулась из Москвы. В Горенках, имении князя Алексея Григорьевича, ещё лежал на полях снег: скованный сильным ночным морозом, он был крепок и надёжен.
Государю отвели лучшие покои в доме, а всё семейство Алексея Григорьевича расположилось в другой половине дома, где разместились три его дочери, сыновья и он сам с женой — княгиней Прасковьей Юрьевной. Шум и суета в доме стояли невообразимые, но государя стесняли стены дома, он тянулся в поле, в походный лагерь, который был разбит невдалеке, вёрст за пять от имения Алексея Григорьевича, на большой лесной поляне, уже освободившейся от снега.
Княжна Катерина обрадовалась было тому, что все отъехали и жизнь в доме понемногу входила в обычное русло. Но что-то странное творилось в доме. Что? Княжна не могла бы ответить. Князь Иван, не очень любивший охоту, остался в Москве. Казалось, что привязанность государя к своему фавориту начала ослабевать. Он уже подолгу обходился без князя Ивана, не требуя его постоянного присутствия при себе. Цесаревна Елизавета в этот раз тоже не принимала участия в охоте: она отправилась в сопровождении Александра Бутурлина и нескольких девушек-служанок на богомолье.
