— Так ведь у неё вроде и жених есть, — возразил князь Иван отцу.
— Что не дело болтаешь? Какой такой жених?
— Катерина же сама сказывала.
— Этот немец, что ли?
— Ну да, австрийскому посланнику родственник.
— Ладно, ладно, — отмахнулся князь Алексей от слов сына, — это мы ещё поглядим, кто у неё женихом станет.
Они помолчали. Князь Иван с удивлением смотрел на взволнованное лицо отца.
— Вы что же, батюшка князь Алексей Григорьевич, меншиковы глупости повторить удумали?
— Не тебе судить, что я удумал! Тебя лишь об одном прошу: с охоты как поедете — сворачивай с государем в Горенки.
— Смотрите, батюшка, не вышло б худо из вашей затеи.
— А это мы уж сами будем решать, худо либо добро с того получится, — строго сказал князь Алексей.
— Дело ваше, батюшка. Мне-то что, я государя куда хошь привезу, только добра от того не выйдет, попомните моё слово — не выйдет.
Сестра князя Ивана, княжна Катерина Алексеевна, была на четыре года моложе брата. Так же, как и он, детство своё она провела в Польше у деда, а потом в доме дяди Сергея Григорьевича, где воспитывалась с его детьми и получила совершенно европейское образование. В младенчестве это был замкнутый, неуклюжий ребёнок с худенькими длинными руками и ногами. Единственное, что украшало маленькую княжну, были её тёмные густые волосы.
Живя в Польше у дяди, брат и сестра не очень-то ладили друг с другом. Иван постоянно подтрунивал над сестрой, высмеивая её неловкость, некрасивость, скрытность, увлечение танцами, говоря, что ей при её внешности не помогут даже танцы, и часто доводил своими насмешками сестру до слёз.
Каково же было изумление Ивана, когда зимой 1729 года его сестра Екатерина, по требованию отца оставив Польшу, вернулась в Москву. Иван не поверил своим глазам, когда после долгой разлуки вновь увидел сестру. Вместо неуклюжего подростка с длинными тощими руками и ногами перед ним стояла высокая, стройная, молодая, красивая девушка. Куда девалась её детская угловатость, застенчивость! Теперь это была совершенная красавица с копной тёмных густых волос, уложенных в причёску локонами по европейской моде.
Видя недоумение брата, княжна Катерина весело рассмеялась, что ещё более удивило князя Ивана, поскольку он помнил её совсем другой. Она же, подойдя, крепко обняла его, отступив немного, оглядела внимательно и сказала:
— Ну что, братец, не узнал меня? Стоишь как чужой.
— Катя, ты? — наконец выговорил князь Иван.
— Ну да, да, дурачок, конечно я, а то кто же? — смеясь, ответила сестра.
— Но ты... ты была совсем не такой.
— Да-да, помню, как ты надо мной смеялся, говорил, что мне и жениха будет не сыскать — такая была уродка.
— И ты это помнишь? — удивился Иван. — Неужели я такое тебе мог говорить?
— Мог, ещё как мог.
— Ты уж, сестрица, прости меня.
— Да к чему теперь старое поминать, — перебила его княжна Катерина. — Теперь, полагаю, ты не станешь меня донимать?
— Что ты, сестра, что ты! Да такой красавицы, как ты, во всей Москве не сыщется.
— А уж о твоих победах над здешними красавицами наслышана была даже в Польше!
— Неужели? — искренне удивился князь Иван.
— Наслышана, наслышана, — повторила сестра, улыбаясь и шутливо грозя ему пальцем. — Жениться тебе, братец, надобно, тогда и подвиги свои оставишь.
— Женюсь, женюсь. Как только встречу такую красавицу, чтоб была на тебя похожа, так сразу и женюсь.
— Ты всё шутишь, — ласково сказала сестра, — а я тебе верный совет даю, — значительно добавила она.
— Погоди, погоди, — насторожился князь Иван. — Больно серьёзно ты про женитьбу говоришь. Или сама замуж собралась?
Княжна Катерина, смутившись, покраснела. В её больших тёмных глазах, смотревших в лицо брата, вспыхнула радость.
— Или правда замуж собралась? — повторил князь Иван.
— Правда.
— Кто же тот счастливчик, кому такая красота в жёны достанется? Ну, кто он, кто? — допытывался князь Иван у смущённой его допросом сестры.
— Он, он... — начала было она, но больше ничего не успела сказать.
Дверь с шумом отворилась, и, блистая новым нарядом и румянцем, вошла цесаревна Елизавета. Бросив ревнивый взгляд на княжну, сдержанно поздоровалась с нею и сразу же обратилась к князю Ивану:
