— Мне это не нравится, — заметил Мерри. — Я не смог бы уползти даже со свободными ногами.
— Лембас! — прошептал Пиппин. — Лембас. У меня есть немного. А у тебя? Мне кажется, они отобрали у нас только мечи.
— Да, у меня есть сверток в кармане, — ответил Мерри, — но лембас, должно быть, совсем раскрошился. А ртом до кармана мне не дотянуться.
— И не нужно. Я...
Но тут свирепый пинок убедил Пиппина в том, что их стражи начеку.
Ночь была холодной и тихой. Вокруг холма, на котором расположились орки, вспыхнули сторожевые костры — их золотой блеск в темноте образовал кольцо. Костры находились на расстоянии выстрела из большого лука, но всадники не показывались на фоне огня, и орки потратили много стрел, пока Углук не остановил их. Всадники не издавали ни звука. Позднее, когда луна вышла из-за туч, можно было изредка видеть их снующими за кострами в безостановочном патрулировании.
— Ждут солнца, будь они прокляты! — проворчал один из охранников. — Почему бы нам не собраться вместе и не пойти на прорыв? Хотел бы я знать, о чем думает этот старый Углук.
— Сейчас узнаешь! — выпалил Углук, выступая из темноты. — Видать, решил, что я вообще не думаю? Разрази тебя гром! Ты хуже всей этой толпы, хуже червей и обезьян из Лугбурца. Ничего хорошего не выйдет из этого прорыва. Лошадников больше, и они просто перебьют нас. А эти червяки способны лишь на одно: в темноте видят так, будто у них вместо глаз коловороты. Но, я слышал, белокожие тоже видят ночью лучше, чем другие люди. И не забудь про лошадей. Они и вовсе ночной ветер разглядеть могут. Но одного лошадники не знают: в лесу скрывается Маухур со своими парнями и в любое время может вывести их оттуда.
Слова Углука, по-видимому, успокоили исенгардцев, но другие орки были по-прежнему напуганы и недовольны. Они выставили часовых и повалились на землю, надеясь отдохнуть в спасительной темноте. А темнота стояла кромешная: луна на западе спряталась за плотную тучу, и Пиппин не мог разглядеть ничего даже на расстоянии вытянутой руки. Отблески костров не достигали вершины холма. Всадники, однако, не собирались ограничиться простым ожиданием рассвета: они решили не давать врагам ни сна, ни отдыха. Внезапные крики раздались на восточном склоне: там, как выяснилось позже, несколько спешившихся всадников подкрались к лагерю и, убив сколько-то орков, тут же исчезли. Углук с трудом остановил панику.
Пиппин и Мерри сели. Их охранники — исенгардцы — ушли с Углу ком. Но если у хоббитов и возникли мысли о бегстве, то тут же пропали. Длинные волосатые руки схватили их обоих за шеи и сгребли в охапку. В полумраке хоббиты увидели большую голову и отвратительную рожу Гришнаха. Его гнилое дыхание коснулось их щек. Он принялся деловито ощупывать хоббитов. Пиппин содрогнулся, когда чужие холодные пальцы скользнули по его спине.
— Ну, мои малыши! — прошептал Гришнах. — Наслаждаетесь отдыхом? Или нет? Не вполне удачное место, может быть: с одной стороны мечи и хлысты, с другой — копья и стрелы! Маленький народец не должен был вмешиваться в дела, которые слишком велики для него.
Пальцы продолжали шарить. Глаза горели.
Пиппин внезапно догадался: Гришнах знает о Кольце. Он ищет его, пока Углук занят. Вероятно, хочет забрать себе. Ледяной страх проник в сердце Пиппину, и в то же время он лихорадочно соображал, как бы использовать корысть Гришнаха.
— Не думаю, что вы найдете Его так, — прошептал он. — Его вообще нелегко найти.
— Найти Его? — повторил Гришнах, перестал шарить и вцепился Пиппину в плечо. — Найти что? О чем это ты, малыш?
Пиппин выдержал секунду и внезапно издал горловой звук:
— Голлум, голлум!
А еще через секунду добавил:
— Ничего, моя прелесть.
Хоббиты почувствовали, как сжались пальцы Гришнаха.
— О-хо! — тихо присвистнул гоблин. — Так вот он о чем! О-хо! Оч-чень, очень опасная игра, мои малыши!
— Возможно, — сказал Мерри, угадавший замысел Пиппина. — Возможно, и не только для нас. Но вам виднее. Хотите получить Его или нет? И что вы нам за Него дадите?
— Хочу ли я? Хочу ли я? — как бы в изумлении повторял Гришнах. — Что я дам за Него? Что вы имеете в виду?
