С этого времени командование кораблем превратилось для меня в истинное наслаждение: мы испытывали все новые аппараты на самых различных глубинах. Нам случалось спускаться вдоль отвесных подводных утесов к колониям горгонарий, чрезвычайно ярких и красочных; случалось доставать со дна римские и греческие амфоры. Я первым испытал подводный телефон. А иной раз, забавы ради, я голыми руками ловил лангуст, прятавшихся в расселинах скал. Такая охота требует хитрости, терпения и сноровки.
Так, занимаясь повседневной работой нашей группы, я приобщался к тайнам подводного мира; подобно большинству офицеров военно-морского флота, не исключая и подводников, я прежде знал море только по его поверхности. Теперь же дно для меня уже не было всего лишь линией, вычерченной на ленте эхолота, а рыбы напоминали не только о торговых рядах или поплавке удильщика. По правде говоря, мы тогда были еще только на пороге необъятных подводных просторов — погружались-то мы метров на 60, самое большее на 70, а «глубинное опьянение» изучали на суше. Использовалась для этого компрессионная камера, где создавалось давление, примерно равное давлению на глубине 90—100 метров.
Резвясь на 40-метровой глубине, я часто мечтал опуститься километров этак на 11, на дно великих впадин Тихого океана. Как мне хотелось исследовать их! Но как далеко было до этого. Подумать только — 11 километров! На земле это пустяк, но проникнуть на такое расстояние в глубь океана представлялось задачей абсолютно неосуществимой. В то время автономный подводный аппарат с человеком на борту мог опуститься на глубину не более 300 метров. Что знали мы о подводных пропастях и их тайнах? Ничего или почти ничего. Приспособления, опускавшиеся на дно с помощью тросов, поднимали на поверхность лишь горсточку ила. В 1933 году [2] отважные американцы построили прочную сферу с иллюминаторами, рассчитанную на экипаж из двух человек. С исследователями на борту ее опускали в глубину на стальном тросе. Описанию строительства и испытаний этой батисферы Уильям Биб посвятил труд, ставший моей настольной книгой. Аппарат достигал глубины почти в 1000 метров. Я очень хорошо представлял себе восторг, который, должно быть, охватывал исследователей при виде рыб, плавающих за иллюминатором. Но я думал также и об опасности, которую представлял собой трос длиной 1000 метров, о беспорядочных рывках, которые он передавал подвешенной на нем маленькой стальной сфере, такой тесной и неудобной. Мы в огромном долгу перед этими пионерами исследования одного из последних неизведанных пространств нашей планеты.
В архиве ГЕРС находился среди прочих документов и составленный Кусто рапорт о попытке профессора Пиккара и профессора Косинса совершить пробное погружение в батискафе в районе Дакара. Готовясь к будущим исследованиям, всегда необходимо знать о том, что было в прошлом сделано твоими предшественниками; знакомясь с опытом Пиккара и Косинса, я впервые столкнулся с термином «батискаф», и он мне не понравился, так как казался устаревшим, неблагозвучным, трудным и для написания, и для произношения. Что же касается неудачи самого эксперимента 1948 года, то, подвергнув ее объективному анализу, Кусто пришел к выводу, что аппарат такого же типа, но лучше сконструированный и построенный, окажется вполне жизнеспособным. Меня в нем привлекала его автономность.
Постепенно я заинтересовался погружениями на большую глубину — как видно, пробуждался во мне некий инстинкт, страсть к исследованию. От жажды простора, какая охватывает мальчишек в пятнадцать лет, страсть эта отличалась тем, что была «трехмерна», ибо мне хотелось исходить моря не только вдоль и поперек, но еще и обязательно вглубь. Но увы, срок моего назначения подходил к концу. Я все чаще задумывался о завтрашнем дне, о своих новых обязанностях. Какими они будут? Я мечтал только об одном — остаться с подводниками, использовать приобретенные знания.
Расспрашивая знакомых, я проведал, что якобы французский военно-морской флот собирается строить батискаф. На самом же деле бельгийский Национальный фонд научных исследований (ФНРС), проанализировав в свою очередь причины неудачи эксперимента 1948 года, пришел к тому же выводу, что и Кусто, а именно, что в принципе подобный аппарат вполне жизнеспособен, идея создания сферы для погружения на большие глубины абсолютно реальна, и ее, конечно же, следует воплотить в жизнь. Как справедливо писал профессор Моно, «основная ошибка, приведшая гениальных изобретателей к плачевному провалу, заключалась в полном незнании реальных условий моря... Иначе говоря, для создания действительно жизнеспособного батискафа требуются, помимо ученых физиков и умелых инженеров, еще и опытные моряки».
