Тот как-то поморщился и тихо ответил:
— Тебе так кажется: никакой перемены. Я с Дуровым хорош по-прежнему.
— Не говори! Ты даже, как я заметил, нередко говоришь с ним на «вы», называешь его не Дуровым, а господином офицером. Скажи, Пётр Петрович, ты чем-нибудь им недоволен?
— С чего, князь, взял? Я очень, очень доволен молодым офицером! Он исправен по службе, храбр, старателен — единственный пример для всех.
— Уж и единственный! Ты преувеличиваешь, друг сердечный!
— Я преувеличиваю? Нисколько. Она, то есть он, удивительный человек!
— Опять-таки преувеличиваешь!
— Молодая женщина оставляет всё дорогое, любящее и решается сражаться в рядах нашей армии! Своим геройством и отвагою служит примером всем нам… — с жаром говорил Пётр Петрович. Он в своём увлечении забыл данное слово Дуровой никому не открывать, что она женщина. — Это идеальная, беспримерная женщина! В сражении кругом ад кромешный, кровь рекою льётся, от стонов и криков голова кружится, а она и бровью не моргнёт.
— Постой, постой! Про кого это, приятель, ты с таким увлечением рассказываешь? Кто эта идеальная женщина? Я не понимаю. Ведь я с тобою говорю про Дурова! — с удивлением посматривая на Зарницкого, сказал Гарин.
— И я говорю… то есть нет, — я сам не знаю, что болтаю, чёрт возьми!
Пётр Петрович растерялся и не знал, как вывернуться.
— Я говорю про Дурова.
— Ну, и я про неё.
— Про неё? Кто это «она»?
— Тьфу, чёрт! Опять спутал. Князь, чего ты меня сбиваешь? — рассердился Зарницкий.
— Помилуй, я и не думаю.
— Ну чего ты лезешь ко мне с этим Дуровым!
— Послушай, Пётр Петрович, этот Дуров — не Дуров, а Дурова?.. не мужчина, а женщина?
— Что ты ещё выдумал? — Зарницкий покраснел и опустил голову.
— Ты сам себя выдал, приятель!
— Я, я? — переспросил бедный Пётр Петрович.
— Да, ты. Проговорился, голубчик!
— Ну, ну, проговорился, что же из этого?
— Ничего особенного. Я и сам подозревал в этом молодом человеке женщину.
— Подозревал — и только? По нежному сложению он точно напоминал женщину, но по своему мужеству и геройству — твёрдого, закалённого в битвах воина. Да что! — и не одни мы с тобою, а вся армия, все приняли её за мужчину!
— Ну, были исключения. Твой денщик Щетина первый не хотел признать Дурову за Дурова.
— Да, братец, он оказался дальновиднее нас.
— Расскажи, пожалуйста, Пётр Петрович, как ты проник в эту тайну? Ведь Дурова так хорошо себя замаскировала.
И едва только полковник Зарницкий окончил свой рассказ, как ему удалось открыть, что храбрый молодой офицер не мужчина, — дверь в барак отворилась, и вошла Надежда Андреевна Дурова.
— Я не помешал? — спросила она, посматривая на растерявшихся друзей.
— Нисколько, нисколько, очень рады! — вставая и кланяясь, проговорил князь Гарин.
— Вы легки на помине: мы только что с князем про вас говорили. Прошу садиться.
Водворилось молчание; Зарницкий и Гарин не знали, о чём заговорить с Дуровой; она тоже молчала. Наконец Пётр Петрович откашлянулся и заговорил:
— Видите ли, милая барынька, я… я проговорился и открыл князю, кто вы. Вы на меня не сердитесь. Сделал это я, право, без всякого умысла, но это ничего: князь — мой, как вы знаете, искренний друг. Он вас не выдаст, ведь так?
— Разумеется, разумеется, — поспешил ответить Гарин.
— Благодарю вас, князь! — вся вспыхнув, тихо сказала Надежда Андреевна.
— Да, да, вы можете на меня рассчитывать, на мою скромность.
— Я прошу вас, князь! Скоро, говорят, последует мир с Наполеоном, и тогда я прощусь с вами, господа. А теперь пусть для всех по-прежнему я буду мужчина.
— Я, право, не знаю, Надежда Андреевна, зачем вы скрываете?.. Вы героиня, вторая Жанна д'Арк!.. Вы единственная из женщин. Перед вашею храбростью и отвагой должны преклониться, — опять увлёкся Зарницкий.
— Что вы, что вы?.. Я такая же, как и все, — скромно проговорила Дурова.
— Ну, нет, это вы оставьте! Вы необыкновенная женщина.
Князь Гарин с глубоким уважением смотрел на эту эксцентричную женщину; он дал ей слово, что будет молчать.
Чиновник Чернов — муж Дуровой, а также её отец с матерью так и решили, что их дочь утонула в реке Каме. Поплакали по ней родные, погоревали; не одну панихиду отслужили за упокой «утопленницы». Вдруг, недуманно-негаданно, отставной ротмистр Андрей Васильевич Дуров получает от дочери письмо, в котором она пишет любимому отцу, что жива и здорова и служит в уланском полку, в который поступила под именем Александра Дурова. Отец приходит в страшное беспокойство — и рад, и испуган, сам не знает, что делать! Оказывается, что дочь жива; он хотел поделиться своею радостью с женою Марфой Тимофеевной, которая в то время была больна. Но письмо дочери было для матери роковым: узнав, где и что её дочь, она так этим поразилась, что, прочитав письмо, тут же скончалась.
